Дьявол в музыке
Шрифт:
– Почему её так долго искали? – спросил Джулиан.
– Те, у кого Ланди служит, долго не сообщали полиции из неверно понятого желания защитить её. Но в конце концов они всё же исполнили свой долг, и мои люди забрали девушку из Брешии. Жандарм, что был здесь утром, сообщил, что свидетельница в пути.
Лодка Лючии ударилась о причал. Пара жандармов выскочила на пирс и помогла подняться девушке. Джулиан заметил, что её руки скованы за спиной и в гневе повернулся к Гримани.
– Полдюжины жандармов было недостаточно,
– Они исполняли все указания, - ответил комиссарио. – Эта женщина выросла на озере и, нет сомнений, плавает как рыба. Нельзя было рисковать тем, что она выпрыгнет за борт в попытке сбежать.
– Я не бы стал её винить! – воскликнул Карло. – Кровь Дианы! Это хрупкая девушка, и не убийца, а свидетельница!
– У моих людей были свои причины, - это было всё, что мог сказать Гримани.
Лючия покорно поднялась на террасу с шестью жандармами, фалангой следовавшими за ней. На верху она оторвалась от конвоя так внезапно, что застала их врасплох. Она рванулась к Джулиану.
– Лодочник сказал мне, кто вы такой! Англичанин, что приехал поймать Орфео! Но вы этого не сделаете! Говорю вам, вы и пальцем его не коснётесь!
Джулиан был так потрясён этой вспышкой, что не нашёлся, что сказать.
– Лодочник сказал, что вы приехали из самой Англии, чтобы помочь полиции поймать Орфео, - продолжала буйствовать она. – Ба! Вы не знаете о нём ничего! – она свирепо оглядела остальных. – Никто из вас ничего о нём не знает! Только я знаю.
– И ты расскажешь нам, что знаешь, - сказал Гримани.
– Синьор комиссарио… - начал Джулиан.
Гримани оборвал его.
– Лючия Ланди, я – комиссарио Гримани из миланской полиции. Я получил доклад от моего сержанта. Когда ты услышала, что за тобой едут мои люди, ты сбежала в горы, и им пришлось преследовать тебя, - он бросил взгляд на Карло. – Вот почему, синьор граф, она в наручниках. Это не просто свидетельница, а сообщница.
– Но теперь вы можете снять наручники, - заметил Джулиан. – Больше нет опасности, что она уплывёт. И в любом случае…
Лючия повернулась к нему.
– Держитесь от меня подальше, чёрт возьми! Я могу сама за себя постоять!
– Тише, тише! – сказал Карло. – Моя дорогая девочка, дай мне взглянуть на тебя. Какой красивой женщиной ты стала!
– Спасибо, ваше сиятельство, - сказала она более мягко и сделала книксен. Джулиан понял, что они с Карло должны помнить друг друга с тех дней, когда вилла принадлежала ему, а её отец был садовником.
Карло повернулся к Гримани.
– Синьор комиссарио, подозревать эту девушку как сообщницу Орфео просто нелепо. Мы знаем, что она не имеет отношения к убийству моего брата. В ту ночь она была в замке, заботилась о больной служанке.
– Это не лишает её возможности быть сообщницей, - возразил Гримани. – Она могла рассказать об Орфео сразу после убийства, а прошлой ночью она сбежала, не желая помочь полиции с опознанием, - комиссарио впился в Лючию жёстким, пристальным взглядом. – У теюя большие проблемы. Если ты будешь обвинена в соучастии, ты проведёшь свою молодость, а быть может, и всю жизнь, в стенах тюрьмы. Но ты молода и явно была влюблена этого негодяя, которого и сейчас так опрометчиво защищаешь. У тебя есть возможность искупления. Расскажи всё, что вы знаете об Орфео, и я смогу спасти тебя. Если ты что-то скроешь, ты пропала.
– О, да, - тихо ответила Лючия, – я расскажу вам об Орфео. Я расскажу всё, что вам нужно знать.
Джулиан глубоко вдохнул. Маркеза, кажется, вовсе перестала дышать. Гримани холодно и напряжённо улыбнулся.
– Снимите наручники, - скомандовал он сержанту жандармов.
Тот подчинился. Лючия с облегчением размяла запястья и начала:
– Я познакомилась с Орфео, когда маркез Мальвецци привёз его и маэстро Донати на виллу, - она посмотрела на композитора, что сидел чуть поодаль. – Рада видеть вас снова, маэстро.
– И я рад слышать твой голос, малышка Лючия, - отозвался Донати.
– Продолжай, - велел комиссарио.
– Орфео был постоянно заперт на вилле, ему было не с кем поговорить из ровесников, кроме Тонио и меня. Тонио был злым и грубым – какой из него друг – так что оставалась только я. Он гулял со мной в саду или приносил нужные вещи из дома. Он всегда хотел помочь мне с работой, даже если это не годилось для джентльмена. Отчасти – потому что был добр, отчасти – потому что скучал. Он много трудился над пением, но не мог занимать этим каждую минуту.
– О чём вы говорили? – спросил Гримани.
– Он рассказывал о пении и расспрашивал о том, что я знаю больше него – рыбалке или садоводстве. Но часто мы вовсе не говорили.
Гримани изогнул губы.
Она вздёрнула подбородок.
– Я знаю, о чём вы подумали, но это не так. Он никогда не прикасался ко мне. О, иногда он смотрел на меня и думал об этом. Девушки понимают, когда мужчины об этом думают. Но я была очень юна, и никогда не знала мужчины, так что он был очень осторожен. Вы не поймёте. Мы были друзьями – насколько крестьянка может быть подругой такому господину. Он называл меня Барбариной.
– Барбариной? – переспорил МакГрегор, с трудом поспевающий за её крестьянским миланским выговором.
– Барбарина – это дочь садовника из «Женитьбы Фигаро», - пояснил Джулиан по-английски.
Лючия резко повернулась к нему.
– Что он сказал? Синьор, что вы сказали?
Джулиан повторил по-милански.
– Я вам не верю, - проговорила она, сверкая глазами. – Вдруг вы пытаетесь обмануть меня, говоря у меня на спиной на своём языке. Если вы сделаете так ещё раз, я больше не скажу ни слова – ни вам, ни кому-то другому.