Дьявол в музыке
Шрифт:
– Вы думаете, что хорошо меня знаете.
– Я думаю, что сейчас вы не были непредвзяты.
– Непредвзята? – её тонкие брови насмешливо приподнялись. – Я думаю, в этом вы знаток. Синьор Кестрель, который не выдает ничего, ибо относится к своему сердцу так же бережно, как певец – к своему голосу. Хотите посмотреть в зеркало? Вы один из тех умных трусов, что читают других людей и скрывают себя. Вам можно сделать больно, но никто этого не увидит. Вы умеете истекать кровью так, чтобы этого никто не заметил, но такие раны заживают дольше, если не остаются навечно.
– Когда вы предлагали мне зеркало, – тихо спросил Кестрель, - в какую сторону оно смотрело?
Она задохнулась.
– В обе, конечно, - она натужно рассмеялась. – Можете вы представить, какими нелепыми мы бы стали любовниками? Мы бы вечно играли в кошки-мышки друг с другом.
– Я бы предпочёл играть с вами, чем с любой другой женщиной, - ответил он.
– О, Джулиано, - прошептала маркеза.
Кестрель подошёл к ней и заключил в объятья.
На миг она застыла. Затем он почувствовал, как она уступает, как её губы открываются и соприкасаются с его. Руки маркезы обвили его шею. Джулиан поцеловал её в губы, шею, впадинку между ключиц. Мягкие волосы женщины щекотали его лицо, он не мог остановиться, и был бы на седьмом небе, если не требовательное чувство обладать ею ещё больше, прижимать сильнее, так, чтобы было уже непонятно, где кончается он и начинается она.
– Джулиано, - прошептала она, - Джулиано, остановись.
Он застонал, притягивая её к себе ещё настойчивее.
– Джулиано! – она вывернулась из его хватки.
Он отступил назад. В свете фонаря было видно, как она раскраснелась, волосы рассыпались по плечам, платье было в беспорядке.
– Прости, - проговорила она с широко распахнутыми глазами, - я вспомнила, где мы сейчас. Я подумала о Лодовико, лежащем на полу с пулей в сердце и не смогла.
– Нет. Нет, я понимаю, - сейчас он не был способен понимать хоть что-то. Он поднял с пола плащ маркезы и закутал её.
– Я потеряла несколько шпилек, - сказала она.
Он взял фонарь, и они принялись искать их на полу. Шпильки были увенчаны бриллиантами, так что найти их оказалось легко. Маркеза стянула волосы на затылке и заколола. Джулиан поднял портьеры в одном из проходов, и они вышли наружу.
Ночь стала похолоднее. Джулиан предложил Беатриче свой фрак, но она сказала, что ей тепло в плаще. С молчаливым согласием влюблённых, они вернулись окольным путём через сад, не ступая на прибрежную тропинку, где их легко могли увидеть с озера. Путь был тёмным и уединённым. Джулиан подумал, что они могли бы остановиться и расстелить на траве фрак…
Но конечно, не стал этого предлагать. В беседке он будто сошёл с ума, но теперь снова взял себя в руки. Если он станет любовником маркезы, его расследование пойдёт прахом. Честь, требовавшая поставить истину на первое место, стала бы настойчиво требовать защитить любовницу, в чём бы та не была виновна. Он должен был раскрыть убийство, хотя бы для того, чтобы устранить все сомнения и тайны между ними. Затем, если она окажется невиновной, а он – удачливым…
Они приблизились к вилле.
– Вам лучше идти передо мной, - сказал он. – Возможно, слуги уже вернулись с праздника и ещё на ногах.
Она на миг задумалась.
– Я думаю, нам лучше делать вид, что между нами ничего не происходило. Пока не будет найден Орфео, а убийство – не раскрыто, всё это будет слишком шатко и неправильно.
– Я согласен, - ответил он с грустной улыбкой. – Но почему-то мне хочется, чтобы у вас не было таких мыслей.
Она протянула руку.
– Мы не встречались в беседке, и вы не целовали меня.
Она пожали руки, но прежде чем она отняла свою, он снова её сжал.
– Вы должны знать, что я отчаянно в вас влюблён.
– Тогда найдите Орфео, - она сжала его руку своими. – Это он стоит между нами.
Глава 23
Джулиан вошёл в комнату, что делил с МакГрегором так тихо, как мог, но ночной колпак доктора всё равно приподнялся над одеялом. Много лет его могли в любой миг дня и ночи вызвать, чтобы извлечь камни из желчного пузыря или облегчить роды, и МакГрегор научился мгновенно просыпаться от малейшего шума и засыпать, как только источник возмущения пропадёт.
– Сколько времени?
– Почти два часа?
– Что ты делал всё это время?
– Гулял в саду. И наткнулся на маркезу в беседке. А теперь, поскольку вы проснулись, я позвоню и узнаю, вернулся ли Брокер с праздника.
Он дёрнул шнур колокольчика. МакГрегор сел в кровати и язвительно сообщил:
– Боже спаси нас от того, чтобы человеку пришлось самому раздеваться ночью.
– Именно так, - согласился Джулиан.
– А что маркеза делала в беседке?
– Ничего особенного.
– Разве ты не хотел узнать, почему она туда пришла?
– Я спросил. Она сказала, что это последнее место, где её будут искать. Она хотела побыть одна. Пение Орфео взволновало её.
– Ты хочешь сказать – потому что она думает, что он убил её мужа?
Джулиан поставил свечу на стол и сел за него, вытянув ноги.
– Думаю, дело не только в этом. Она умоляла меня найти Орфео, и я не думаю, что дело только в желании отомстить. Я не понимаю страсть, что стояла за её словами.
– Звучит так, будто она знает об Орфео больше, чем говорит.
– И чувствует тоже больше. Но, возможно, мы смотрим не с той стороны. Быть может, она хочет, чтобы Орфео нашли и судили за убийство, чтобы защитить кого-то из членов семьи маркеза Лодовико или даже себя саму.
– Или де ла Марка? – предположил МакГрегор.
– Да, - после короткой паузы ответил Джулиан, - или де ла Марка.
Вошёл Брокер.
– Я рад, что ты вернулся целым и невредимым, - сказал Джулиан.
– Спасибо, сэр. Но по правде говоря, этот праздник в подмётки не годиться Варфоломеевской ярмарке или собачьим боям в Вестминстере.