Дьявольская Королева

Калогридис Джинн

На фреске Лоренцо мудр. Его детский взор трезв и спокоен. И смотрит он не на отца Пьеро и не на деда Козимо, а на златовласого Гаспара, волхва, следующего за звездой.

Однако в тот день за вечерней молитвой юный Лоренцо смотрел на меня. Дяди Филиппо не было, зато была Кларисса, ее черты смягчала прозрачная черная вуаль. Она шептала молитвы, одним глазом поглядывая на открытую дверь. Встреча с Козимо ее вроде бы успокоила, однако через несколько часов она снова занервничала.

Справа от нее находился мой кузен Ипполито, прямой и высокий. В последнее время

он очень повзрослел: грудь и спина стали, как у зрелого мужчины. Он увлекся охотой, загорел, отрастил бородку и усы. Все это подчеркнуло его темные глаза и сделало лицо ослепительно красивым. Ипполито был добр ко мне: в конце концов, мы с ним должны были пожениться и вместе править Флоренцией. К тому времени ему исполнилось восемнадцать, и он стал обращать внимание на женщин. Я же была маленькой девочкой.

Алессандро, младше его двумя годами, стоял рядом и бормотал молитвы. Глаза его были широко распахнуты. У моего сводного брата Сандро, сына африканской рабыни, были густые черные брови, толстые губы и нелюдимый нрав. Сколько бы я ни вглядывалась в его грубое лицо, мне ни разу не удалось подметить ни малейшей родственной черты. Сандро прекрасно знал, что не обладает красотой и очарованием своего старшего кузена Ипполито. Связанные особым статусом, они соперничали друг с другом, но в то же время были неразлучны.

Слева от Клариссы молилась Жиневра, рядом с ней — маленький Роберто, потом Леон, Томмасо и мой любимый Пьеро. Даже он, утром старавшийся развеять мои страхи, притих и задумался, поскольку толпа за нашими воротами все прибывала.

Саму службу я помню мало, в памяти осталось лишь сильное контральто тети Клариссы, распевающей псалмы, да дрожащий тенорок священника, выводившего Kyrie eleison. [3]

Он только начал петь благословение, как тетя Кларисса резко повернула голову. В проеме двери стоял дядя Филиппо со шляпой в руке.

3

Kyrie eleison (Господи, помилуй) — молитвенное призывание, часто используемое в молитвословии и богослужении (как песнопение) и христианских церквях.

Человек он был мрачный, с впалыми щеками и коротко подстриженными, на манер римских сенаторов, волосами. Встретившись глазами с женой, он помрачнел еще больше. Тетя быстро махнула рукой Жиневре.

— Ступай, ступай. И детей с собой забери. — Она кивнула в сторону Ипполито и Алессандро. — И их тоже.

Рука священника, чертящая невидимый крест, горизонтально разрезала воздух. Он тоже заметил толпу у ворот, а потому быстро исчез за дверью у алтаря.

Дядя Филиппо вошел в часовню.

Кларисса посторонилась, пропуская Жиневру с детьми. Я поплелась за детьми последней. Сандро послушно последовал за нами, а вот Ипполито встал перед Клариссой.

— Я останусь, — заявил он. — Филиппо принес важную новость.

Лицо Клариссы посуровело. Заметив это, Жиневра стала подгонять детей. Я нырнула за хоры: мне не терпелось услышать новость.

Филиппо

подошел к жене и обратился к Ипполито:

— Послушай, мне нужно побыть с тетей Клариссой наедине.

Он подождал, пока Жиневра выведет детей из часовни, и добавил:

— В свое время ты все узнаешь. Ипполито перевел взгляд с тети на дядю.

— Сейчас — то самое время. Я терпеливо наблюдал за тем, как Пассерини собирает людей. Больше ждать я не намерен. — Он глубоко вздохнул. — Вы готовите ополчение? Как обстоят наши дела?

— Положение сложное, — признался Филиппе. — Я расскажу тебе все, что выяснил сегодня вечером. Но прежде хочу пообщаться с женой.

Они с Ипполито уставились друг на друга, и дядя Филиппо был тверд как камень. Наконец Ипполито досадливо фыркнул, повернулся и пошел вслед за остальными.

Филиппо подвел Клариссу к скамье, и они оба сели.

— Судя по всему, мы пропали, — заключила тетя, поднимая вуаль.

Филиппо кивнул.

Кларисса вскочила на ноги.

— Выходит, они нас уже бросили?

В ее голосе звучали ярость и разочарование. Она догадалась, какую весть принес ей муж, тем не менее отчаянно надеялась, что ее опасения не подтвердятся.

— Они боятся. Без поддержки Климента…

— К черту их!

Филиппо попытался взять жену за руку, но она от него отмахнулась.

— Трусы! К черту императора, к черту Пассерини, и Папа пусть катится ко всем чертям!

— Кларисса, — властно произнес Филиппо.

На этот раз он ухватился за ее ладонь. Она не стала его отталкивать, а снова опустилась на скамью.

Лицо ее горестно исказилось, из глаз вдруг брызнули слезы — в свете свечей они сверкали, точно бриллианты. Слезы стекали ручьями по щекам и груди. Случилось невероятное: тетя Кларисса заплакала.

— К черту их всех, — всхлипывала она. — Идиоты, все до одного. Как и мой отец. Он потерял этот город по глупости. А теперь и я его теряю.

Филиппо положил руку на плечо жене и терпеливо ждал, когда она успокоится. Затем утер ей слезы и спросил:

— Ты поговоришь с ними?

Кларисса беспомощно махнула рукой.

— Что мне еще остается?

Она глубоко вздохнула и, горестно улыбнувшись, погладила Филиппо по щеке. Тот схватил ее руку и нежно поцеловал.

Улыбка Клариссы тотчас исчезла.

— Я буду говорить только с самим Каппони, — заявила она. — Ты должен найти его сегодня. Завтра утром будет поздно. Прольется кровь.

— Сегодня, — согласился Филиппо. — Постараюсь.

— Встретимся на моих условиях, — продолжала Кларисса. — Я изложу их письменно. Не хочу непонимания. — Она многозначительно взглянула на Филиппо. — Ты уже знаешь мое положение.

— Кларисса… — начал дядя, но она приложил палец к его губам.

— Они никак мне не навредят, Липпо. Им нужна не я. Когда все закончится, я к вам приеду.

— Я не отпущу тебя без охраны, — сказал Филиппо.

— У меня она будет, — заверила Кларисса. — Самая лучшая, лучше, чем солдаты. Завтра сюда явится сын астролога, колдун Козимо. Я сначала встречусь с ним, а потом уже с Каппони.