Дьявольская Королева
Шрифт:
— Да, — согласилась я и после паузы поинтересовалась: — Франциск… тебе известно, что Мария — очень самоуверенная молодая женщина?
— Да, — отозвался он простодушно. — Мария бывает очень упрямой.
— Поэтому учись подчинять ее себе. Иначе, несмотря на то что ты король, она будет править вместо тебя.
Мой сын опустил глаза.
— Мария любит меня. Она не сделает мне ничего плохого.
— Знаю, — терпеливо произнесла я. — Но когда нас с отцом не станет, ты будешь королем, и ты должен помнить, что вся ответственность ляжет на тебя одного.
Франциск меня не слушал. Он посмотрел на свою невесту и замахал
— Франциск, — позвала я. — Пожалуйста, исполни одну мою просьбу.
Сын поднял на меня невинные глаза: он уже забыл, о чем мы только что говорили.
— Конечно, maman.
Я сделала глубокий вдох.
— Обещай мне, что, когда станешь королем, не позволишь Марии принимать решения. Обещай, что сначала выслушаешь своих советников.
— Да ведь моими советниками будут де Гизы. А Мария всегда с ними заодно. Так что это я тебе обещаю.
Франциск наклонился вперед и поцеловал меня в щеку.
— Спасибо, — сказала я нежно. — Ты хороший сын.
Сердце у меня ныло. Я поняла, что не могу позволить себе умереть, пока жив Франциск.
ГЛАВА 30
Свадебные празднества длились пять дней. Людей развлекали разнообразные зрелища и цирк. Обычно подобные мероприятия заканчивались рыцарскими поединками. Традиция требовала от жениха участия в последнем турнире, однако слабое здоровье Франциска делало это невозможным. Поэтому он просто сидел вместе со мной, с Марией и Дианой в ложе и приветствовал выступавших за него рыцарей.
Я с трудом выдержала еще один банкет, на котором председательствовал Франсуа де Гиз, а затем вернулась в свои апартаменты. К моему изумлению, вскоре меня навестил Генрих.
Он наклонился, я поднялась на цыпочки, и мы поцеловались. Лицо мужа раскраснелось, щека была горячей, от кожи пахло мылом. Я внимательно на него посмотрела. У него не было любовного намерения, он вздохнул и тяжело опустился в кресло. Я поняла, что ему лишь бы до собственной постели добраться.
— Что тебя беспокоит? — спросила я напрямик.
Мы оба так устали в последние дни, что не тратили время на формальности.
Муж спрятал наигранную улыбку и повернулся к камину. Был конец весны, и топить давно перестали. Он помолчал, снова вздохнул и наконец ответил:
— Франциск. И Мария…
Я не задавала мужу вопросов о первой ночи молодоженов: слишком боялась. Мой старший сын чудесным образом пережил брачную церемонию, но я и не надеялась, что он переживет сам брак.
— Ты знаешь, меня пригласили в свидетели, — напомнил Генрих. — Если бы это был другой мальчик, здоровый нормальный парень, то, возможно, проблем бы не возникло. Но речь идет о нашем Франциске… Это было ужасно.
Муж говорил тихим монотонным голосом, тупо глядя в черный пустой очаг, куда горничная поставил большую хрустальную вазу с белыми лилиями в честь молодоженов.
— Я объяснил ему… насчет брачной ночи. Думал, что он все понял. Когда я пришел, они с Марией находились под одеялом. И Франциск просто лежал. Я стал шептать ему, что следует делать, но он лишь отмахнулся и сослался на усталость. Мне стало так стыдно. Я взял его за плечо и напомнил на ушко, что жду не только я. Кардинал тоже ждет, он должен доложить Папе. Франциск расстроился и потерял сознание.
— Бедный Генрих, — покачала я головой. — Бедный Франциск! Нельзя ли что-нибудь сделать?
— На следующее утро Франциск заявил, что не здоров, — уныло продолжал муж. — Но надо было принимать участие в торжествах. Мария не могла на них появиться без мужа. Я выслушал множество шуток о первой брачной ночи молодоженов. Но как я мог открыть кому-нибудь правду?
Я ласково положила ладонь на руку Генри.
— Что-нибудь еще?..
— Случилось ли еще что-нибудь? — уточнил он. — Да, случилось, на вторую ночь. Франциск сделал попытку, но ему не хватило решимости закончить то, что он начал. Он был напуган, бедный мальчик, плохо себя чувствовал, и я оставил его плачущим на руках Марии. Потом я всем соврал — соврал кардиналу, который заглянул после меня и застал их в объятиях друг друга. Я поклянусь перед всяким, что у сына все получилось. Только боюсь, как бы Мария не проболталась Диане. Если Диана узнает…
— Ох, Генрих, как это все для тебя ужасно.
— Да, это ужасно.
Муж наконец повернулся ко мне. Желтая лампа высвечивала серебряные пряди в его волосах и бороде.
— Я уже все Франциску растолковал. Поэтому я и здесь. Он очень любит тебя, Катрин. Ты всегда умела найти к нему подход. Не могла бы ты…
— Я пойду к нему, — решительно прервала я. — Он должен понять, как важно рождение наследника.
Я взяла мужа за руку и улыбнулась.
— В конце концов, я не забыла, как успокаивать нервного молодого человека на супружеской постели. — Я тут же посерьезнела. — Но ты должен разъяснить Гизам ситуацию с наследованием. Они мечтают стать королями. Если они узнают о поведении дофина, сразу поднимут вопрос о наследовании. Гизов нужно поставить на место. Тогда всем будет ясно, что Бурбоны — следующие на троне. Иначе начнутся волнения, возможно, война.
Выражение лица супруга слегка омрачилось.
— Они так важничают. Не могу больше слышать, как Франсуа де Гиз говорит: «Я делаю это только ради Марии».
— Мария должна понимать, как и ее дяди, что в праве на престол Бурбоны имеют перед ними преимущество. Если ты умрешь, если я умру, как Франциск сможет остановить две семьи, идущие убивать друг друга?
Генрих задумчиво кивнул.
— То, что ты говоришь, имеет смысл. Я поразмышляю над этим, Катрин.
Посмотрев на мужа, я увидела нерешительность и подумала, что почти ничего нельзя изменить. Тем не менее я посеяла зерно и надеялась, что время его увлажнит и оно взойдет.
Я поднялась, положила руку на плечо мужа и сказала:
— Не волнуйся. Я побеседую с нашим сыном. У них с Марией будут сыновья, много сыновей, и в этом дворце появятся наши внуки. Это я тебе обещаю.
Генрих мне улыбнулся.
— Конечно, — пробормотал он. — Конечно.
Но когда я заглянула в его глаза, то увидела правду. Наверняка она отражалась и в моих глазах: сыновей не будет.
Мои слова насчет Бурбонов оказались пророческими. Четырнадцатого мая Антуан де Бурбон, первый принц крови, вскочил на своего жеребца и повел за собой в поход четыре тысячи протестантов. Выглянув из окна Лувра, я увидела армию распевавших гимн горожан. Они шагали по мосту с острова Сите. Генрих, как и добрые католики братья де Гиз, страшно разгневался.