Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
По рассказам Льюиса, он родился в пуританской семье в Новой Англии. Немного проучившись, он пешком отправился в путь, подрабатывая по мелочам, где можно, и наконец прибыл в Сан-Франциско. Встреча с себе подобными, слишком большая доза ЛСД, нападение на машину, травма — и вот он здесь, в моем доме. Поправившись, он, уедет — куда, он не имел ни малейшего представления.
А пока мы болтали о жизни, об искусстве — что-то он знал, но его образование изобиловало зияющими пробелами, короче, наши отношения большинство людей назвали бы- весьма интеллектуальными и в то же время самыми, необычными из тех, какие могут быть между мужчиной и женщиной. Но если Льюис постоянно расспрашивал меня о моих прошлых любовных приключениях, то о своих не говорил никогда. Последнее, естественно, тревожило меня, учитывая его возраст. Слова «мужчина» и «женщина» он произносил одинаково вяло, беспристрастно. А так как я, даже в мои сорок пять, не могла произнести слово «мужчина» без нежности в голосе и без милых сердцу смутных воспоминаний, то временами ощущала холодность и неловкость.
— Когда ты впервые узнала, что такое жестокость? — спросил Льюис. — Когда первый муж покинул тебя?
— Боже мой, нет. Это-то я перажила. Представь себе только: абстрактное искусство все время, постоянно... Но когда Фрэнк ушел, да, тогда я чувствовала себя как раненое животное.
— Кто такой Фрэнк? Второй?
— Да, второй. Мужчина как мужчина, ничего особенного, но он был такой веселый, такой нежный, счастливый...
— И он оставил тебя?
— Лола Грсветт влюбилась в него до безумия.
Льюис приподнял, брови, заинтригованный.
— Ты же слышал об этой актрисе?
Он неопределенно взмахнул рукой. Меня это разозлило, но я не подала вида.
— Короче, Фрэнк потерял голову, решил, что уже на седьмом небе, и покинул меня, чтобы жениться на ней. В то время я думала, что никогда не выкарабкаюсь. Мучилась больше года. Ты удивлен?
— Нет. Что с ним стало?
— Через два года Лола безумно влюбилась в кого-то еще и бросила Фрэнка. Он снял подряд три неудачных фильма и начал пить. Вот и конец истории. — Наступило минутное молчание. Льюис слабо застонал и попытался приподняться из крссла-качалки.
— Что-то случилось?.— встревоженно спросила я.
На мгновение я представила себя проводящей с ним, инвалидом, остаток моих дней, и что любопытно, идея не показалась мне ни абсурдной, пи неприемлемой. Наверное, я уже достигла того возраста, -когда хочется взвалить на себя такую ношу. В конце концов, я ничем не могла навредить ему.
— Оставайся, где ты есть, — весело воскликнула я, — и когда у тебя выпадут зубы, я. буду готовить тебе кашку.
— А почему у меня должны выпасть зубы?
— Говорят, это случается, когда долго лежишь. Должна отметить, что это странно. Они тем более должны выпасть, когда стоишь, согласно закону всемирного тяготения. Но не выпадают.
Лыоис искоса взглянул на меня; почти как Пол, но более дружелюбно.
— В этом что-то есть. Ты знаешь, я бы никогда не уходил от тебя.
Затем, закрыв глаза, он нежным голосом попросил принести что-нибудь из поэзии, и. я отправилась в библиотеку поискать стихи, которые понравились бы ему. Это был еще один наш ритуал. Тихим, спокойным, голосом я декламировала строчку за строчкой, чтобы не разбудить и не испугать его. В этот раз я выбрала «Оду Уолту Уитмену» Гарсиа Лорки.
Новости я узнала в разгаре работы. Я диктовала секретарше захватывающий, диалог Ференца Листа и Марии д’Аго, как я его себе представляла (впрочем, без особого энтузиазма, так как накануне выяснила, что роль Листа отдана Нодину Дьюку. Интересно, кто решил, что на роль композитора более всего подходит этот мускулистый и темнолицый здоровяк. Впрочем, в подобных фильмах случается и не такое).
— Это безнадежно, — бормотала я на ухо плачущей секретарше (она удивительно чувствительная натура), когда зазвонил телефон.
Хлюпая носом и вытирая глаза платком, секретарша взяла трубку и повернулась ко мне:
— Это Пол Бретт, у него что-то срочное.
Я взяла трубку.
— Дороти? Ты уже слышала?
— Нет. По крайней мере, не думаю.
— Милая, ах... Фрэнк умер. — Я промолчала. Пол нервно добавил: — Фрэнк Тайлер. Твой бывший муж. Он покончил с собой сегодня ночью.
— Это неправда, — я не поверила. У Фрэнка не было ни крупицы мужества. Очаровательный во всех отношениях, но полное отсутствие мужества. А насколько я знаю, нужно немалое мужество, чтобы убить себя. Достаточно вспомнить о тех, кому больше ничего не оставалось, но они не смогли переступить последнюю черту.
— Он покончил с собой этим утром в третьеразрядном отеле, — продолжал Пол. — Недалеко от твоего дома. Никаких объяснений.
Мое сердце забилось реже, реже. Так сильно и так редко. Фрэнк, его жизнерадостность, смех, кожа... Мертв. Странно, насколько смерть легкомысленного человека может потрясти сильнее, чем смерть более цельной личности. Я не могла заставить себя поверить.
— Дороти, ты меня слышишь?
— Слышу.
— Дороти, ты должна приехать. У него нет семьи, и ты же знаешь, Лола в Риме. Мне очень жаль, Дороти, но ты должна приехать и позаботиться о формальностях. Я заскочу за. тобой.
Он повесил трубку. Я передала трубку секретарше, се все.зовут Кзнди-Леденец, Бог знает почему, и села. Она взглянула на меня, и какое-то чувство, делающее ее столь незаменимой, заставило ее подняться, открыть ящик, помеченный «картотека», и подать мне открытую бутылку «Chiv as Pegcl», которая обычно там стояла. Бессознательно я сделала длинный глоток. Я знаю, почему людям в шоковом состоянии даю<г алкоголь: это отвратительная штука, и в таких случаях он вызывает в человеке чувство отвращения, чем и выводит из оцепенения быстрее, чем что-либо другое. Виски обожгло мне рот и горло, и я пришла в себя.
— Фрэнк мертв, — сказала я. Кэнди уткнулась в носовой платок. Разумеется, частенько, когда меня покидало вдохновение, я рассказывала ей грустную историю своей жизни. Она, впрочем, тоже. Короче, она знала о Фрэнке все, и ото хоть как-то утешало меня. Трудно представить, что бы я делала, если б узнала о смерти Фрэнка, находясь в обществе человека, не знавшего о его существовании.
Действительно, видит Бог, бедняга давно уже пропал из виду. Когда-то его знали все, теперь напрочь забыли. Здесь, в Голливуде, трагедия известности в том, что вышедшую в тираж знаменитость стараются совсем не вспоминать. А если уж и упомянут, то единственной строчкой в газетах, несколькими небрежными или неодобрительными фразами и совсем без жалости, которую могло бы вызвать самоубийство. И Фрэнк, Красавчик Фрэнк, вызывавший зависть муж Лолы Греветт, смеявшийся со мной Фрэнк, будет умерщвлен вторично.