Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— Я покидаю тебя, Дороти. Боюсь, я помешала тебе. Оставляю тебя в приятной компании, даже если мне она и не рада.
Льюис не. шелохнулся, я тоже. Шофер уже открыл дверцу. Лола вспыхнула:
— Разве вы не знаете, молодой человек, что обычно дам провожают к выходу?
Она смотрела на Льюиса, а я слушала се, просто остолбенев: редчайший случай — она теряла свое знаменитое самообладание.
— Дам — конечно, — спокойно ответил Льюис и опять не шелохнулся.
Лола подняла руку, собравшись ударить его, а я закрыла глаза. В реальной жизни Лола отвешивала пощечины так же часто, как и на экране. Отработала
— Лыоис,—я взяла его за руку. Он очнулся и поклонился Лоле в старомодной манере. Лола свирепо поглядела на нас.
— Тебе надо подыскивать менее молодых и более вежливых, Дороти.
Я не ответила. Честно говоря, расстроилась. Завтра весь Голливуд будет об этом судачить. И Лола возьмет реванш. Мне предстояло две недели непрерывных мучений.
Лола ушла, а я не удержалась, чтобы не сказать об этом Льюису; Он посмотрел на меня с сожалением:
— Тебя это действительно беспокоит?
— Да, я ненавижу сплетни.
— Я позабочусь об этом, — успокоил меня Льюис.
Но он не успел. На следующее утро по дороге в студию Лолин лимузин с открытым верхом не вписался в поворот, и она свалилась в ущелье глубиной метров сто.
Похороны прошли по высшему разряду. За последние два месяца трагически погибла вторая голливудская знаменитость, считая Джерри Болтона. Бесчисленные венки от бесчисленных живущих покрыли могилу. Я была с Полом и Льюисом. Третьи похороны. Фрэнк, потом Болтон. Снова я шагала по аккуратно выложенным дорожкам. Я похоронила троих, таких разных, но все они были слабые и безжалостные, жаждущие славы и разочаровавшиеся в ней, все трое движимые безумными страстями, загадочными и для них самих, и для окружающих.
Такие мысли угнетают больше всего. Что же стоит в жизни между людьми и их самыми сокровенными желаниями, их пугающей решимостью быть счастливыми? Не есть ли это представление о счастье, которое они создают себе и которое не могут примирить со своей жизнью? Может быть, это время — или отсутствие времени? Или ностальгия, взлелеянная с детства?
Дома, сидя между двумя мужчинами, я вновь вернулась к этим мыслям, настойчиво обращаясь с ними к своим собеседникам и к звездам. Могу лишь сказать, что в ответ на мои вопросы звезды слабо мерцали, как и глаза моих гостей. Вдобавок я поставила на проигрыватель пластинку с «Травиатой» — музыкой самой романтичной, которая всегда располагает к размышлению. Наконец их молчание мне надоело.
— Ну, Льюис, ты счастлив?
— Да.
Его уверенный ответ обескуражил меня, но я настаивала:
— И ты знаешь почему?
— Нет.
Я повернулась к Полу.
— А ты?
— В скором будущем я надеюсь обрести настоящее счастье.
Этот намек на нашу свадьбу слегка охладил меня, но я быстро увернулась от него:
— Но посмотрите. Мы здесь втроем; сейчас тепло, Земля вертится,- мы здоровы, счастливы... Так почему же у всех нас такой голодный, затравленный вид? Что происходит?
—
— Почему никто не хочет говорить со мной серьезно?— спросила я, закипая. — Что я, гусыня? Или совершенно глупа?
— С тобой нельзя серьезно говорить о счастье, — ответил Пол. — Ты сама — живой ответ. Я не смог бы дискутировать о существовании Бога с ним самим.
— Все потому, — вмешался Лыоис, — что ты добрая.
Неожиданно он поднялся, и свет из гостиной упал на него.
Рука его поднялась, как рука пророка.
— Ты... ты понимаешь... ты добрая. Люди совсем не добрые, поэтому... поэтому они не могут быть добрыми даже к себе, и...
— Бог мой, — воскликнул Пол, — почему бы нам не выпить? Где-нибудь в более веселом месте? Как ты, Льюис?
Пол впервые пригласил Льюиса, и тот, к моему величайшему удивлению, не отказался. Мы решили поехать в один из клубов хиппи около Малибу. Влезли в «ягуар» Пола, и я, смеясь, отметила, что внутри Льюису лучше, чем при первой встрече с «ягуаром». После этого умного замечания мы помчались вперед, ветер свистел в ушах и резал глаза. Я чувствовала себя прекрасно, устроившись между моим любовником и младшим братом, почти моим сыном, между двумя красивыми, благородными, добрыми мужчинами, которых я любила. Я думала о бедной Лоле, умершей и похороненной, о том, что я невероятно удачлива, а жизнь — это бесценный дар.
Клуб переполняла молодежь, в основном бородатая и длинноволосая; мы с трудом нашли столик. Если Пол серьезно хотел избежать разговора со мной, то он своего добился: музыка гремела оглушительно, ни о каких разговорах не могло быть и речи. Вокруг прыгала и дергалась счастливая толпа, шотландское оказалось вполне сносным. Сначала я не заметила отсутствия Льюиса, и только когда он вернулся и сел за стол, обратила внимание, что глаза у него слегка остекленели, хотя он практически не пил. Воспользовавшись тем, что музыка стала чуть спокойнее, я немного потанцевала с Полом и возвращалась к нашему столику, когда все это и случилось.
Потный бородатый парень налетел па меня около столика. Механически я пробормотала «извините», но он обернулся и так угрожающе посмотрел на меня, что я испугалась. Если ему перевалило за восемнадцать, то ненамного, на улице его ждал мотоцикл, а в животе плескались несколько лишних порций спиртного. В кожаной куртке он выглядел как один из тех самых рокеров, пользовавшихся недоброй славой. О них в то время часто писали газеты. Он буквально гаркнул на меня:
— Что ты здесь делаешь, старуха?
Чтобы рассердиться, мне требуется лишь секунда, но рассвирепеть я не успела, потому что у меня из-за спины вылетел человеческий снаряд и вцепился парню в горло: это был Льюис. Они покатились по полу между столиками и ногами танцующих. Мне стало страшно. Пронзительным голосом я звала Пола и видела, что он старается пробиться через толпу в метре от меня. Но эта восторженная молодежь образовала кольцо вокруг дерущихся и не давала ему пройти. Я вопила: «Льюис, Льюис», но он не слушал меня, во всяком случае, парня не отпускал. Все это продолжалось с минуту, полную кошмара. Неожиданно возня прекратилась, и дерущиеся застыли на полу. В темноте я едва различала их тела, но эта неподвижность пугала еще более, чем драка. Тут кто-то заорал: