Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— Ты прекрасно знаешь, что это не так,—с нежностью в голосе произнес Лыоис. Он взял меня за руку, На мгновение, не осознавая, я ему это позволила, Но потом вспомнила, что эта теплая тонкая рука, держащая мою, убила трех человек, и с изумлением отметила, что меня это уже не ужасает. Тем не менее руку я решительно убрала.
— Тот парень, вчера, ведь ты хотел убить его, не так ли?
— Да, глупо все вышло. К сожалению, я принял ЛСД и не понимал, что творю.
— .Но, не учитывая этого... Льюис, ты понимаешь, что ты наделал?
Он смотрел на меня. А я вглядывалась в зеленые глаза,
Ничего, кроме беспредельной ко мне нежности. Он смотрел на меня, как смотрят на закапризничавшего ни с того ни с сего ребенка. Клянусь, в глазах Льюиса я видела снисхождение ко мне. Эта последняя капля переполнила чашу терпения: я расплакалась. Льюис обнял меня, стал гладить мои волосы, и я его не остановила.
— Между нами говоря, — шептал он, — с прошлой ночи мы оба много плакали.
Естественно, у меня начался приступ печеночной колики. Если возникает серьезная проблема, у меня обязательно появляются резкие боли в правом подреберье. Приступ продолжался два дня, что дало мне возможность сорок восемь часов ни о чем не думать.
Я выкарабкалась из болезни печальная, но решившая все оставить как есть.
Может показаться, что два дня тошноты слишком малая цена за три трупа, но критиковать меня могут только те, кто не знает, что такое печеночная колика. Когда я, наконец, встала, ноги мои еще подгибались, не желая слушаться, но для себя я уже все решила. Убийства, совершенные Льюисом, теперь представлялись мне не столь уж и важными. Кроме того, бедняжка провел два дня около моей постели, встревоженный до смерти и вооруженный компрессами, тазиками, настоем ромашки, а я не могла укусить руку, которая кормила меня.
Тем не менее с Льюисом предстояло разобраться. И как только я смогла проглотить бифштекс, и сделать глоток виски, я пригласила Льюиса в гостиную и предъявила ему ультиматум:
1. Он обязуется никого не убивать без моего разрешения (конечно, я не собиралась давать его, но подумала, что разумно оставить ему хотя бы надежду).
2. Он перестает употреблять кусочки сахара с ЛСД.
3. Он начинает подыскивать жилье.
Насчет третьего пункта я чувствовала себя менее уверенно, однако Льюис со всем согласился с серьезным выражением лица, без тени улыбки.
После этого я осторожно расспросила Льюиса, желая определить, какой эффект произвели на него три убийства и не садист ли он. Он немного успокоил меня, не совсем, конечно, но успокоил: убийства не произвели на него никакого впечатления. Не было печали — это очевидно, так как никого из них он не знал, но не было и удовлетворенности. Никаких эмоций. Ко всему прочему, его не терзали ни угрызения совести, ни ночные кошмары, по всему было видно, что его сознание не было обременено никакими моральными принципами. Тут по ассоциации я начала задумываться: что же случилось с моими устоями?
Пока я болела, Пол Бретт приезжал дважды, но я отказывалась видеть его. Редко человек бывает так непригляден, как при печеночной колике. Оскорбляла сама мысль о том, что любовник увидит меня с желтой кожей, с грязными волосами и опухшими глазами. Однако присутствие Льюисе совершенно меня не беспокоило. Вероятно, из-за отсутствия секса в наших отношениях. И потом, его признание в любви в то знаменательное утро трактовалось однозначно: будь я вся покрыта язвами, он бы этого не заметил. Как женщина, я не могла сказать, хорошо это или плохо. Все это я попыталась объяснить Полу, когда после моего возвращения на работу он начал упрекать меня:
— Ты позволила Льюису заботиться о себе, а меня не захотела даже видеть.
— Я была такая страшная. Если бы я пустила тебя в дом, ты бы испугался и потом ни разу больше не взглянул на меня.
— Это забавно! Знаешь, мне потребовалось много времени, чтобы поверить, что между вами ничего не было, но теперь я в этом уверен. Но скажи мне, с кем он спит?
Мне пришлось признать, что я не имею об этом ни малейшего понятия. Раньше я думала, что он провел две-три ночи в объятиях какой-либо молоденькой звездочки, но это оказались именно те ночи, когда он занимался выбранными им жертвами. И тут же Глория Нэш — после смерти Лолы звезда номер один — обратила на него внимание и даже прислала ему приглашение на вечер, куда ей пришлось пригласить и меня. Не забыла Глория и Пола.
— Я пойду только из-за вас двоих, — признался он. — Надеюсь, этот вечер для нас кончится лучше, чем тот, другой.
Я тоже искренне в это верила.
— Все равно я удивлен, что из:за обычной драки ты так расхворалась. Твои приступы печеночной колики хорошо известны в Голливуде, Дороти. Один был, когда Фрэнк ушел к Лоле, другой — Джерри выгнал тебя после того, как ты обозвала его грязным скрягой, и еще один, когда твоя бедная секретарша выпала из окна. То есть они имели под собой более веские причины, если можно так сказать.
— Что ты хочешь, Пол? Я старею.
Более веские... Если б он только знал!.. Бог мой, если б он только знал! На мгновение я представила выражение его лица и начала смеяться. Минут пять я буквально плакала от смеха. В последнее время мои нервы определенно расшатались, но Пол проявил снисхождение, терпение, заботу и даже дал мне свой платок, чтобы вытереть потекшую с ресниц тушь. Наконец я успокоилась, пробормотала что-то, извиняясь, и поцеловала Пола, чтобы успокоить и его. Мы были одни в моем кабинете. Кэнди куда-то вышла. Пол был со мной все нежнее. Мы решили этим же вечером поехать к нему. Я позвонила Льюису и сказала, чтобы он обедал без меня (на этой неделе съемок не было), велела ему быть хорошим мальчиком. И тут меня снова разобрал смех.
Он обещал не буянить до следующего утра. С ощущением нереальности всего происходящего я поехала с Полом обедать к Чейзену, готовая встретить сотню людей, которые ничего не знали. Все это изумляло меня. И только позже, ночью, рядом с Полом, который, как обычно, спал, положив голову мне на плечо и обняв меня рукой, я неожиданно почувствовала себя одинокой и испуганной. Я владела тайной, страшной тайной, но не была научена хранить секреты. Я так и не спала до рассвета, а в то же время в пяти милях от меня в своей маленькой кроватке безмятежно, должно быть, спал мой сентиментальный- убийца, и ему снились птички и цветы.