Дьявольская сила
Шрифт:
Мы помолчали минуту-другую, и Тоби продолжал:
– Мы схватили этого румына. Во время интенсивного допроса выяснилось, что ему кое-что известно о заговоре с целью убийства некоторых высокопоставленных американских сотрудников из разведслужбы.
– А кто его организовал?
– Пока не знаем.
– А кого намечено устранить?
– Тоже не знаем.
– Ну и что вы думаете – тут есть какая-то связь с пропавшим золотом?
– Вполне возможно, что есть. А теперь скажи мне вот что: говорил ли Орлов, где упрятаны те десять миллиардов?
– Нет, не говорил.
– А
– Нет, не знал.
– И он не сообщил тебе ни тайного кода, ничего такого прочего?
Тоби, казалось, искренне расстроился.
– Так что же, выходит Синклер все-таки провернул грандиозную аферу? Ты же понимаешь, что, скажи он Орлову, что собирается проделать, когда золото на десять миллиардов будет найдено, и тогда…
– Ну и что тогда? – не выдержав, встряла в разговор Молли и пристально уставилась на него со свирепым видом. На щеках ее проступили красные пятнышки, и я понял, что слушать дальше у нее не хватало сил. И она тихо произнесла, почти шепотом: – Мой отец был прекрасный и добрый человек. Он был прямой и честный, какие редко встречаются. Ради всех святых, самое худшее, что вы только можете сказать про него, это то, что он был слишком прямолинеен.
– Молли… – начал было Тоби.
– Как-то в Вашингтоне я ехала с ним в такси, он нашел на заднем сиденье двадцатидолларовую купюру и, не задумываясь, передал ее шоферу. При этом он сказал, что тот, кто потерял деньги, может вспомнить – где и обратиться в компанию, откуда такси, ну а я и сказала: «Пап, а шофер ведь наверняка прикарманит эти денежки…»
– Молли, – умоляюще попросил Тоби с тоскливым взглядом во взоре. – Мы ведь должны обсудить все варианты, какими бы невероятными они ни казались.
Я невольно стал настраиваться на ее мысли, но она сидела далековато и уловить ее мысли я не сумел. По правде говоря, я даже не знал в тот момент, сохранилась ли во мне эта дьявольская способность. Может, от всего пережитого там, в крысином сарае, я лишился этого дара так же внезапно, как и обрел его. Я еще подумал, что, если способность исчезла, черт с ней, тужить не стоит.
Одно было ясно: если она о чем-то и думала, то с большим волнением. Так или иначе я прекрасно представлял себе, какая сумятица сейчас у нее в голове. Мне так хотелось выпрыгнуть из постели, обнять ее и успокоить – слишком тяжело было видеть ее в таком смятенном состоянии. А я был вынужден лежать в этой проклятой постели с забинтованными руками и ощущать, как то и дело кружится голова.
– Тоби, – заметил я как бы размышляя, – а ведь Молли права: то, о чем мы говорим, никак не подходит к складу Хэла.
– Но нам тогда придется танцевать от того же места, откуда и начали, – возразил Тоби.
– Нет, – ответил я. – Орлов все же оставил мне след.
– Какой?
– «Проследи путь золота, – сказал он. – Разыщи золото». И думал при этом о городе, где оно спрятано.
– О Цюрихе?
– Нет, не о нем, о Брюсселе. В этом есть свой резон, Тоби. Поскольку Бельгия, как известно, не входит в число главных рынков золота, то не трудно будет вычислить,
– Я сейчас же позабочусь о твоем немедленном вылете туда, – предложил Тоби.
– Нет, не надо! – воскликнула Молли. – Никуда он не поедет. Ему нужно лежать в постели неделю, не меньше.
Я медленно покачал головой и ответил:
– Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».
– Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа…
– Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, – настаивал я. – Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда… тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.
Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:
– Я с вами.
И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.
В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.
Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.
– Прости меня, пожалуйста, – сказал я.
– За что прости?
– Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
– Ладно, принимаю твои извинения.
– Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
– Но в глубине сердца…
– А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
– А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
– И я бы тоже остался.
– Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
– А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»? Ну что ж, давай начнем.
– Нет, мы будем зарабатывать деньги с помощью твоего дара… – скривила она в улыбке губы. – Мы могли бы переехать сюда. Ты бросишь свою адвокатскую практику, и мы заживем счастливо…
Помолчав немного, она сказала:
– Я хочу поехать вместе с тобой. В Брюссель.
– Молли, это же так опасно.
– Я могу оказаться полезной. Ты сам знаешь. Но так или иначе, никуда ты не поедешь без сопровождения врача. Во всяком случае, при твоем нынешнем состоянии здоровья.
– А почему ты вообще не против моих поездок куда-либо? – спросил я.
– А потому, что я знаю, что все это враки про папу. И хочу, чтобы ты докопался до правды.
– А ты принимаешь в расчет такую возможность, хотя и весьма отдаленную, что, если я и докопаюсь до сути, то может оказаться, что отец твой не такой уж паинька?