Дьявольский контракт
Шрифт:
– Я не знаю, что предосудительного в нашем поведении, - гордо вскинув голову, заметила я, - но ваши замечания в наш адрес оскорбительны. Почему вы считаете, что имеете право отчитывать нас?
Все дружно уставились на меня, и только Алан придвинулся ко мне и прошептал:
– Не обращай внимания. Здесь заведено между друзьями обсуждать такие темы.
– Ух ты как весело! – взвелась я, и, закусив удила, понесла: – Ещё немного и они станут участниками наших ночных развлечений! Но мне неприятно, чтобы посторонние лезли ко мне в постель и говорили, как лучше раздвигать ноги!
Видимо, я перестаралась с
– Успокойся, - попросила Тори, беря меня за руку. – Мы не желаем вам зла. Просто все мы, включая Алана, слишком давно находимся в этой жизни, поэтому подобные разговоры для нас не являются бестактными. Здесь это принято обсуждать так же, как в прежней жизни погоду.
– Ничего себе обычаи, - продолжала клокотать я гневом, но уже начала сбавлять обороты, понимая, что никто никого не хотел обидеть.
– Прости, - извинился Роб и изобразил подобие улыбки. – Мы не подумали, что тебя эта тема может шокировать. Просто раз уж мы заговорили об этом, то давай расставим все точки над «i». Так вот, Алан не посчитал своим долгом предупредить тебя обо всём, хотя должен был. Мы уже говорили и скажем ещё, что вы должны отличать секс от любви. Не стоит совмещать это.
– Да с чего ты взял, что мы… - заорала я, брызнув слюной, но Роб перебил меня, прокричав:
– Да с того, чёрт возьми, что пока вы спали, вас окутывал серебристый кокон любви!
Я обалдела, захлопав глазами.
– Что за кокон? – прохрипела я, внезапно осипнув от волнения.
Алан сгрёб меня в охапку, словно пытаясь защитить от обвинительных взглядов друзей, и пояснил:
– Ты его видела ночью. Когда мы купались, наши тела покрылись серебристым налётом.
– Это лунный свет, - недоверчиво протянула я, зная, что сейчас вру сама себе. Лунный свет не мог так посеребрить нас. Только вчера я не предала этому значения, подумав, что это вода, плюс луна, плюс моё воображение. Да и вообще, бог знает, что всё это, но разве могла я подумать, что серебряные искры – видимое проявление любви? Подумав об этом, в заключение я выдохнула: - Быть не может!
– Может, - кивнул Алан. – Мы полюбили друг друга, и ты не сумеешь отрицать этого.
А я и не отрицала. Только моргала и часто дышала, не зная, что в этом плохого и почему все осуждают наши чувства. Я и без серебристого кокона знала, что это случилось, и что мы отдали друг другу не только наши тела, но и сердца.
– И всё равно я считаю, что это не повод для прилюдного обсуждения, - колко отметила я, уткнувшись носом в плечо Алана.
– Раз тебе неприятно, то больше не будем, - примирительно откликнулся Роб, снова вгрызаясь в грибы, словно и не случилось ничего. – Просто пока вы спали, мы посовещались и решили вам помочь, чтобы избавить от мучений. Ты пока ещё не знаешь, чем грозит тебе расставание с возлюбленным, а я тебе скажу. Никто из разлучившихся влюблённых не может смириться с этим. Люди сходят с ума, или продают душу Потустороннему Миру, лишь бы вновь объединиться с любимым.
Я замерла и осторожно покрутившись, высвободилась из объятий Алана. Утреннему замечанию Тори о том, что раны от любви не проходят, я не придала должного значения, а, оказывается, мы с Аланом встряли в очередную проблему. Только разлюбить по собственному желанию я вряд ли смогу. И вообще, я запуталась. Сглотнув, уставилась на Роба в ожидании объяснений.
– Вижу, ты стала понимать, что к чему, - заметил он, прекратив терзать зубами грибы, нанизанные на прутик. – Рад, что нам удалось привлечь твоё внимание к проблеме. Так вот: те, кто перешёл в эту жизнь естественным путём, не могут влюбляться. Мы лишены итого чувства. Есть привязанность, дружба, долг, но любовь отсутствует напрочь. Мы можем заниматься сексом, но при этом не чувствовать ничего кроме похоти и оргазма. Любовь – слишком сильное чувство. Оно было в прежней жизни и будет в той, которая последует за этой. По истечению вечности каждый из нас переходит на следующий виток бытия, и там мы сможем влюбляться, заводить детей и жить так, как жили в прошлой жизни.
– Ну и предыстория, - поморщилась я от потока информации. – Переходи ближе к делу.
Он состроил недовольную мину, но продолжил:
– В этой жизни любовь возможна только между контрактниками. Потому, что вы всё ещё принадлежите прежней жизни. Вы можете любить, но не имеете права.
– Что-то не припоминаю, чтобы это было прописано в договоре, - колко отметила я.
– Конечно! – воскликнула Тори. – Любовь – неподвластное разуму чувство. Его нельзя запретить или разрешить. Что толку писать о нём в договоре, коль защиты от неё нет?
– Поэтому Проводники, как люди более опытные, и проведшие в этой жизни больше времени, чем Жертвы, должны вести себя более осмотрительно. Обычно они настолько вредные и злобные, что Жертве даже не приходит в голову, что подобное отродье можно полюбить!
Тут же вспомнила, каким колючим был Алан, когда взял меня под опеку. Знал, что нельзя влюбляться. Но что-то пошло не так. Город-Призрак разрушил в его душе стену неприступности и Алан стал самим собой в Потоке Блаженства. Он и сам не желал, чтобы всё так получилось!
– Прости, - услышала я в продолжение своим мыслям шёпот Алана. – Как только почувствовал, что влюбляюсь, я должен был передать тебя другому Проводнику, или повести себя иначе, но я не смог. Это оказалось выше меня. Мне всё равно, что теперь станет со мной, но я обрёк тебя на безмерные муки. От осознания содеянного, мне ещё больнее.
Это походило на крик души, на отчаяние грешника, но я ни в чём не винила его, ведь он не заставлял меня полюбить себя. Это случилось само собой. Тори права – нельзя запретить себе любить.
– И что теперь делать? – спросила я, будто у кого-то имелась вакцина, способная уничтожить вирус любви.
– Вам нельзя разлучаться, - ответил Ланц.
Глава 30
Разработка плана
Не разлучаться? Это он, конечно, здорово придумал! Только как, когда мы с Аланом имели обязательства по договорам, и все впятером мы отправлялись на место своей несвободы? Хотя нет, ошибаюсь, у Алана место несвободы, видимо, не во владениях Питера Ковальского, хотя, об этом мы ни разу не говорили.