Дявольский луч
Шрифт:
Вначале мы откинулись на стульях в изумлении от его идей, а затем почувствовали некоторое отвращение и злость от того, что этот человек считает нас настолько доверчивыми, для того чтобы заглотнуть хотя бы малую часть того, что он наговорил. Для нас, ученых-материалистов, его теории были экстравагантны и нелепы. Когда вы умирали, это означало конец. Жизнь – это лишь химическая реакция, и когда эта реакция прекращается, вы умираете. Этот же человек говорил о невозможном. Он был еретиком.
Но он продолжал чтение своей ерунды в свойственной ему быстрой торопливой манере, а его аскетичное лицо пылало энтузиазмом. Помню, у меня мелькнула
Мы посчитали его теорию безумной, хотя и признали истинность некоторых его утверждений. Научный факт: материя и энергия никогда не уничтожаются, хотя и претерпевают изменения. Это неоспоримая истина, но когда он стал считать обоснованной теорию о том, что таинственная сила, или мощь, или то, что мы называем "интеллектом", подчиняется тому же правилу, мы решили (или, по крайней мере, я так думал), что напряженная работа лишила его разума. Он допускал, что его "сила" может измениться, но утверждал, что, будучи тем, чем он является, интеллект должен сохранять свою сущность.
Ну и ну! Вы бы видели это сборище ученых. Они напоминали свору гончих, которых держат на поводке; им не терпелось наброситься на лису, которую они загнали в угол. К тому времени, как он закончил читать, каждый из нас был готов оспорить практически каждое его утверждение.
В заключение он сказал:
– А теперь, джентльмены, придя к такому выводу, я предлагаю провести эксперимент в определенном направлении для доказательства своей теории. Если я смогу сделать так, что человеческий глаз сможет увидеть развоплощенный разум, то больше не останется никаких сомнений в истинности моей теории. Есть ли у вас вопросы ко мне?
Полдюжины из нас одновременно набросились на него. Однако старый сэр Филипп Дойл был единственным, кто сумел расслышать его. Я и сегодня помню этот его глубокий, рокочущий голос.
– Вы уже определились с "определенными направлениями", в соответствии с которыми собираетесь действовать? – спросил он с сарказмом.
Дюваль на мгновение замешкался, прежде чем ответить.
– Да, определился, – ответил он.
– Не слишком ли многого я от вас прошу, чтобы сообщить нам, как вы собираетесь это сделать?
Его тон заставил Дюваля покраснеть, а его ответ был окрашен легким оттенком дерзости.
– Но если такие структуры и существуют, то они невидимы, поскольку слишком тонкие, чтобы лучи света могли отразить их изображение на сетчатку глаза. Другими словами, свет, как мы его знаем, проходит сквозь них. Как вы все знаете, лучи, благодаря которым мы видим, составляют лишь малую часть от всего количества лучей, испускаемых солнцем. Например, есть ультрафиолетовые лучи, которые проникают в большинство веществ, по крайней мере, на расстоянии, но не проходят через стекло. Обычные световые лучи проходят. Это иллюстрирует сказанное. Если я смогу разработать некую схему, которая сделает сетчатку глаза чувствительной ко всем лучам, если я смогу сделать все лучи видимыми для глаза, то отражение всех лучей от моих воплощенных "структур" сделает их видимыми.
Он замолчал, чтобы окинуть быстрым взглядом множество лиц, обращенных к нему. Ни на одном он не увидел выражения поддержки или одобрения. Думаю, это его разозлило. На мгновение его челюсти сжались, а затем на губах расплылась холодная улыбка,
– Я вижу, что вы не приемлете мою теорию, – продолжил он изменившимся тоном. – Что ж, посмотрим. Я надеюсь доказать вам, что я прав, и очень скоро, а до тех пор я больше не буду вас беспокоить. Всего доброго, джентльмены.
– Глупец! – услышал я бормотание сэра Филипа.
Я согласился с бормотанием сэра Филипа и больше не обращал на это внимания, пока примерно две недели спустя, взяв в руки утреннюю газету, не прочитал, что ночью был арестован человек. На темной улице, где его подкараулили из-за его необычных действий, он был достаточно послушным. Но когда он оказался в свете дуговой лампы, то вдруг словно обезумел, закричал и забормотал что-то о "монстре". Его рубашка была разорвана у горла, а на обнаженной плоти виднелся синюшный отпечаток, странно напоминавший с одной стороны след большого пальца, а с другой – отпечатки двух пальцев. Кожа внутри следов была красной и сморщенной, как только что зажившая рана.
Это заинтересовало меня. На самом же деле меня более всего привлекло заявление Поля Дюваля о том, что этот человек был опознан им как его помощник Жак Марквард.
Если бы я знал, что меня ждет, вряд ли даже упряжка диких лошадей смогла бы притащить меня к Дювалю в ту ночь. Есть вещи, которые не должен видеть даже ученый человек.
Но едва я дочитал статью в газете, как зазвонил телефон. Я был ближайшим другом Дюваля, так что, наверное, это как-то повлияло на то, что он позвонил мне, а не кому-то другому. Я сразу же узнал его голос, хотя он и был напряжен из-за какого-то эмоционального стресса, в котором он находился. Полагаю, именно любопытство заставило меня сказать "да" на его просьбу приехать вечером.
Он был глупцом, но не в том смысле, который имел в виду сэр Филип. Он был великим глупцом, раз осмелился вмешиваться в законы, которые не дано знать и понимать людям.
– Мне нужна ваша помощь, – обыденно сказал Поль, провожая меня в свою лабораторию. – Бедняга Жак был весьма неосторожен прошлой ночью и попал в беду.
– Что с ним случилось? спросил я. – Я прочитал статью в газете, однако она ровным счетом ничего не сообщила мне, но очень возбудила мое любопытство.
Дюваль ответил не сразу. Наконец он пожал плечами:
– Не знаю, я стоял спиной к нему, когда это случилось.
– Но вы, безусловно, догадываетесь. Что он делал? Что оставило следы на его горле? Как…?
– Мой дорогой друг, – прервал он меня, – наберитесь терпения. Всему свое время. Он наблюдал за эффектом эксперимента, который я проводил. Когда я видел его в последний раз, он был у экрана, который вы видите в углу. Я настраивал фокус лучевого проектора на экран. В течение некоторого времени мощность была выставлена примерно на половину. Мы наблюдали некоторые явления, которые, мягко говоря, были странными. Он обратился ко мне, когда произошло нечто особенное, и встал между проектором и экраном. Как я уже сказал, я был обращен к нему спиной. Он встал, когда я потянулся вниз, чтобы включить главный выключатель, который подает полную мощность на электроды. Затем раздался чертовски пугающий крик. Я увидел, как он бросился ко мне, держась за горло. Затем, обретя сознание, он поднял спиртовую лампу и швырнул ее в меня. Он промахнулся, но разбил линзу в главном проекторе. Затем он вылетел наружу, воя и визжа, как чудовище из адской дыры.