Дявольский луч
Шрифт:
Ее глаза распахнулись от изумления, а затем от страха.
– Вы американец? – спросила она.
По ее произношению он понял, что она, должно быть, хорошо знакома с английским языком, на котором говорят в его стране.
– Что вы здесь делаете? – спросила она.
И тут она увидела распростертого фон Шаанга.
– Вы убили его! Он мертв?
Феррис, улыбаясь, покачал головой.
– Не повезло, – сказал он. – Я просто ударил его по подбородку. Он ударил меня своим кнутом, а потом, увидев, что я не крестьянин, потянулся за пистолетом. Я должен был что-то сделать, – извинился он полушутя.
Она встала
– Было бы лучше, если бы вы убили его – лучше для нас всех. О, как бы я хотела сорваться с того обрыва вместе с бедным Ролло! Но вы не можете оставаться здесь. Смотрите, он шевелится. Я боюсь… боюсь, когда он придет в себя…
Феррис не сразу ее понял; глаза его сузились до маленьких щелочек, и он почувствовал, как кровь стучит в висках, как пульсирует непонятная для него ненависть.
– Мадам, – сказал он, – вам больше не нужно его бояться. Небольшой толчок в сторону обрыва, и он окажется внизу вместе с вашей лошадью.
В тишине раздался его негромкий металлический смех. Холодность этого смеха заставила ее отпрянуть от него. Она снова посмотрела ему в лицо и издала слабый стон. Даже когда ее губы разошлись, он отвернулся от нее и направился к беспомощному немцу. В глазах у него помутилось, и он увидел, что все вокруг стало красным.
– Красный-красный-красный, – пробормотал он. – Боже, как у меня болит голова! Все красное. Я должен убить его. Я должен его убить.
Он не успел пройти и половины расстояния до распростертого человека, как на него бросилась маленькая, белолицая фурия. Сквозь красную пелену, которая, казалось, душила его, он почувствовал, как ее пальцы сжались на его руке.
– Красный-красный-красный, – бормотал он.
– Ты с ума сошел? – услышал он ее крик. – Вы хотите убить беспомощного человека?
Красная пелена все плотнее облегала его горло, душила, сдавливала. Он отмахнулся от нее. Еще два шага и он оказался над немцем, его пальцы судорожно сжимались и разжимались. Даже когда он потянулся, чтобы схватить его, он почувствовал, как холодное дуло пистолета прижалось к его виску. Ее голос, теперь уже ясный и спокойный, зазвенел в его ушах.
– Если ты к нему прикоснешься, я тебя убью!
Как тщательно отрегулированный насос начинает работать автоматически, когда вода достигает определенного уровня, так и инстинкты американца телеграфировали каждому нервному центру его тела, что еще один шаг к лежащей фигуре будет означать его конец.
Он приостановился, выпрямился. Красная, удушливая пленка, казалось, растворилась у него на глазах. Тугое удушающее ощущение на шее ослабло. Он отступил назад, испуганно глядя на девушку, в глазах которой горело презрение. Он услышал ее негромкий голос где-то за много миль от себя.
– Возможно, для всех нас было бы лучше, если бы этот человек умер, – говорила она, – но я не могу видеть, как его хладнокровно убивают. Будет лучше, если вы уйдете немедленно, пока он не очнулся. Обещаю, что в этом случае нас будет двое против вас.
Красный цвет уже полностью исчез. Пульсация в мозгу, пульсация шрама на лбу проходила. Он чувствовал сильнейший стыд, всепоглощающее желание убежать. И вот, пока она склонилась над другим мужчиной, он поспешил за угол и вниз по склону, свежий утренний воздух обдувал крупные бисеринки пота, выступившие на его лбу.
Глава 5. В одиночестве
Ранняя осенняя гроза, нередкая в этих горах, надвигалась на небо черной пеленой уже ближе к полудню. Феррис в своей комнате на постоялом дворе сидел, положив голову на руки. Он не обращал внимания ни на отдаленные раскаты грома, ни на сгущающиеся сумерки, предвещавшие бурю. В четверть пятого слуга принес свечу и зажег огонь. В течение нескольких минут ее мерцание отбрасывало причудливые тени на стену, а затем угасло. Феррис, казалось, не замечал холода в комнате.
Через два часа слуга, вернувшись с едой, застав американца в задумчивости. К этому времени порывы ветра уже рвали ставни и свистели во фронтонах. Яркие вспышки молний бледными отблесками озаряли полумрак. Мужчина снова раздул огонь, и тот снова метнулся в помещение. Через несколько минут он утих, превратившись в тусклое, угрюмое свечение под слоем полусгоревших дров и мрачного пепла.
Вслед за этим с более сильным треском, чем обычно, распахнулась одна из деревянных ставен, впустив в дом струи дождя и буйство пронизывающего ветра. Свеча на столе замерцала и потухла, ее слабый отблеск был ничтожен по сравнению с голубым светом, заливавшим комнату из открытого окна. Не успев взять себя в руки, Феррис оказался на ногах в дальнем углу комнаты, его пальцы сжимали холодную рукоять автомата, а глаза смотрели в сторону качающейся ставни. Но там не было ничего, кроме ветра и дождя.
– Нервы, нервы, – бормотал он. – На данном этапе у меня сдали нервы.
Он сжал кончики пальцев и почувствовал, как они дрожат от биения сердца и подергивания напряженных мышц.
– С такими пальцами сегодня и кружку не опрокинуть, – пробормотал он.
Он подошел к столу и сделал длинный глоток вина. Это, казалось, придало ему сил. Он подошел к окну. Шквал на время утих. Он вгляделся в ночь, услышал в непроглядной тьме раскаты грома. В деревне то тут, то там мерцали огоньки. Бурная ночь даже для этих стойких крестьян. Он задвинул ставни и зажег свечу, взяв из камина щепку, внутренне чувствуя, что угрюмые угли не желают уступать ему даже это крошечное пламя. Когда он отвернулся, они с неожиданной яркостью бросились на него. Он вздрогнул, отступил назад, проклиная себя за глупый страх. Толстый сосновый сучок, внезапно вспыхнувший пламенем, – вот и все.
– Нервы, нервы, – пробормотал он.
Вскоре он пододвинул кресло к камину и опустился в его недра. Он бы с радостью уснул, но жуткий стук ветра по ставням не давал ему сомкнуть глаз. То и дело он оборачивался в кресле и вглядывался в комнату позади себя, внутренне ругая себя за отсутствие самоконтроля.
В 11:30 по его часам он встал, подошел к своему чемодану и достал из него тонкий шерстяной свитер, пару ботинок на резиновой подошве, фонарик и тонкий стальной стержень, с обоих концов прокованный до толщины лопатки. За несколько минут он переобулся и натянул свитер. Во внешний карман непромокаемого пальто, которое он надел, он положил пистолет, в другой – стальной прут, финку и фонарик. Сделав все это, он задвинул громоздкий железный засов в двери, ведущей из комнаты, и погасил свечу. Минута осторожного разглядывания через щель в ставне, прежде чем открыть ее, и затем пятифутовое падение на землю снаружи. Через десять минут он оставил деревню позади и устремился к горам.