Дьявольский рай. Почти невинна
Шрифт:
Он вздрогнул и обернулся.
Я вздохнула и улыбнулась.
– Какими судьбами? – шелковистый ласковый голос. Доброжелательство во всем гепардовом матово-оливковом существе. Смотрит снизу вверх и слегка щурится. Довольно симпатичная бабенка с губами в форме сердечка очень недружелюбно, причем в упор, таращится на меня.
– Такими вот судьбами. Думаю, дай зайду. Я еще сверху тебя увидела, – не в силах стоять на ногах, я села на лежак рядом, застеленный чьим-то белым полотенцем.
Ласковая, как всегда несущая в себе что-то безошибочно лунное, очень вкрадчивая улыбка затронула и постепенно распространилась по его тонким губам.
– А
– Нет. Зинка со всеми в Ялте, а я... а я нормально. Просто ошиблась в подсчетах, – неловко ухмыльнулась, ровно настолько, насколько позволяла та знойная буря, бушующая в моих перегревшихся мозгах.
– Пожелания есть? – потаенная двусмысленность. Я была в таком остолбенении, что просто не успела пробиться в диамантовое поблескивание сокровенного подтекста.
– Нет...
– Ну, тогда посиди тут. Хочешь искупаться? Или на тебе нет купальника? Нет?
– Нет.
– А тут, где ты сидишь, – занято. Иди сюда. – Он едва-едва, сквозь зефирную сладость и мое оцепенение касался своей горячей грудью моего пушистого плеча. Я почувствовала, как от него исходят волны той самой демонической силы. И что может поделать такое податливое существо, как я? Мой наркотик... мой морфий, опий, героин, крек и гашиш! Мое сокровище, которое, как солнце, поддерживает жизнь, но ласкающие прикосновения невозможны! Солнце! Солнце, восходящее только изощренными и редкими до отчаяния днями приморских вояжей!
– Так ведь лучше, правда? – продышал он, трогая теплом своего дыхания мою вспыхнувшую щеку. Я заерзала, пытаясь пристроиться с наилучшим контактом. Именно так. Нас соединяли стремительные, тончайшие в мире прикосновения, напоминающие чем-то цветастое мелькание кадров в ярком и бессмысленном клипе – радужное скольжение гладкого горячего тела по одному лишь золотистому пушку, по моей детской лопатке.
Остальное было делом чистой формальности. Магический ритуал приглашения к соответствующему занятию. Сначала, так сказать, по окружности: что делала, с кем была, о чем думала, как спала. Почувствовав достаточный наплыв ожидаемых намеков, вражеская сторона предложила мне пойти туда, откуда я только что появилась. Имеется в виду Генеральский пляж, и путешествие туда должно быть совершено, разумеется, вместе. И единственным ясным поводом удаления куда-либо вообще было мое дикое желание искупаться, принимая во внимание факт (существенный) отсутствия купальника.
– Я только переоденусь. – И, схватив свои оливковые шорты, умчался куда-то в бетонную тень, ставшую для меня беспросветной тьмой после слепящего сияния, застлавшего мне глаза в эти счастливые благоуханные минуты.
Не могу сказать, что я отдавала себе полный отчет в своих действиях. Это просто как-то избегало ловушки моего понимания, да я и не стремилась ничего понимать. Был Альхен-мечта, стоящий у истоков моего помешательства, и надо сказать, с ним мы были как раз максимально близки, даже ближе, чем с кем-либо из подруг или родителей. Мы путешествовали в дивных мирах отпущенного с цепи воображения. За последнее время гепардовский призрак, скачущий поперек моих мыслей, даже перестал нести какие-то общепринятые черты своего человеческого облика. У него не было ни лица, ни ног, ни чего-либо еще, что могло бы послужить оправданием его причастности к великому мистическому нечто, зовущемуся Альхен. Мы вообще-то настолько породнились, что, говоря в уме «Альхен», я уже ничего не видела, и создавалась иллюзия, что он просто внутри
Но этот, пугающе настоящий, чью материальную подлинность так легко осознать, является передо мной совершенно другим образом, несколько упрощенным этой невероятной человечностью, с какой он стоит, совершенно реальный, посреди других людей, не выделяясь ничем, кроме небывалой мужественной красоты, в которой даже не было достаточно грубости, чтобы заставить меня замереть в смиренном ужасе, ощущая его демоническую власть.
Через пару задумчивых минут наша с ним игра взглядов стала невыносимо горячей, и я отвела глаза. Я мало ориентировалась в этой нездоровой свободе – по ночам ведь все было слишком сокращенно. Что-то новое, настораживающее твердило мне о неизбежной катастрофе. Остатки разума взывали еще раз пожалеть свою девственность.
Нет, нет, мой негаснущий уголек! Когда я упиваюсь твоими ласками одинокими киевскими ночами – это всего лишь падение моих внутренних оболочек, а то, что произойдет сейчас с бесконечно недовольными внешними – дело уже второго плана. Так о каких жертвах речь? Я будто сквозь густой вязкий туман смотрела на этого человека, с болезненной сосредоточенностью ловя и фиксируя каждое его движение. Наивно, о, как наивно я хотела понять, о чем он может сейчас думать.
– Только что ты обломала девушку. Ее компания, когда уходила – чуть ли не за руки ее тянула, но она упиралась, как могла. А потом пришла ты... – произнес он, быстрым движением накидывая на плечо рюкзак.
Мы начали двигаться к лестнице. Мой взгляд холодным лезвием метнулся к негодующему созданию, оставленному на поблекшем участке, где только что слепило глаза и грело душу это демоническое существо.
– Она еще на что-то рассчитывала, но ты обломала ее. Ты победила. Цени смысл этого драгоценного слова – твоя первая женская победа.
– А разве могло быть иначе? – Я уютно пожала плечами и попутно содрогнулась, заметив розового грозного гиппопотама в панамке на расплющенном креслице у пляжных ворот. Злой взгляд запутал мои шаги, пришлось взять Альхена за ласковую теплую руку.
Когда мы поднялись по дюжине облизанных ступенек, перед приоткрытыми воротами восседала еще одна охранница, чьи атрибуты (панамка да книжка), теперь на своих законных местах, особенно ярко ворвались в поле моего зрения.
– Все для меня, – очень тихо сказала я, изумленно озираясь, вспоминая свой путь сюда как реалистичный сон.
– Как?
– Эти тетушки ведь книжки санаторные проверяют?
– А... – немного рассеянно (ум моего торжествующего спутника был занят сейчас далеко не вопросом санаторных пропусков и даже не пышнотелыми дивами, их проверяющими), – я все равно через дырку сюда забираюсь.
– А где ваша дырка, бедный львенок не знает, так что, представляешь, я ведь прошла через все два этапа неприступной оккупации вполне живой и невредимой!
– Конечно, – звучит именно так, как в скором времени он будет отвечать мне на непристойное предложение очередной непристойности. И весь прямо-таки растаял в сиянии лучезарной улыбки. Что-то бандитско-восточное на миг проскользнуло на его лице и потом исчезло так же стремительно, как эти урки на своих гнедых скакунах скрываются в раскаленных дюнах жаркой пустыни.