Дьявольский вальс
Шрифт:
– Настоящий зоопарк, – вздохнула она. – Давай уйдем отсюда.
2
Задняя дверь вела на лестницу. Мы спустились по ней до цокольного этажа. Стефани шагала быстро, почти бежала по ступенькам.
Кафетерий был безлюден – за одним из столов с оранжевым покрытием просматривал спортивную страницу газеты интерн, еще за двумя столами сидели понурые пары в измятой, как будто в ней спали, одежде. Оставшиеся на ночь родители пациентов. За это право мы когда-то боролись.
Другие столики завалены пустыми подносами и грязной посудой. Санитарка, с убранными в сетку волосами, медленно двигалась между столами, пополняя солонки.
В восточной стене – дверь в докторскую столовую с панелями из полированного тика и красиво выгравированной медной табличкой, на которой красуется имя какого-то филантропа с морскими пристрастиями. Стефани прошла мимо и провела меня в кабинку в самом конце зала.
– Ты на самом деле не хочешь кофе? – спросила она.
Помня больничное пойло, я ответил:
– Я уже принял свою дозу кофеина.
– Я понимаю. – Она пробежалась рукой по своей прическе, и мы уселись за стол. – О'кей, – начала она. – Итак, у нас младенец, которому год и девять месяцев от роду, женского пола, белый, полностью доношенный, роды прошли нормально. Развитие в норме. Единственным важным моментом в истории этого ребенка является то, что как раз перед его рождением у родителей внезапно умер в возрасте одного года младенец мужского пола.
– Другие дети есть? – спросил я, доставая блокнот и ручку.
– Нет. Одна Кэсси. Она чувствовала себя прекрасно до трех месяцев, когда ее мать сообщила, что подошла ночью к дочери и обнаружила, что та не дышит.
– Мать вставала к ней потому, что боялась повторения синдрома внезапной младенческой смерти?
– Именно. Когда не удалось разбудить ребенка, она применила искусственное дыхание и массаж. Девочка пришла в себя. Затем родители привезли Кэсси в отделение неотложной помощи. К тому времени, когда прибыла я, ребенок выглядел нормально, и при осмотре не было обнаружено ничего примечательного. Я приняла ее в больницу для обследования, проделала все обычные анализы. Ничего. После выписки мы снабдили их монитором для контроля сна с сигналом тревоги. В течение последующих месяцев устройство срабатывало несколько раз, но все сигналы были ложными – младенец дышал нормально. Записи монитора показывают незначительные отклонения, которые могли быть очень кратковременной остановкой дыхания, но вот двигательные артефакты [5] бесспорны – младенец метался в постели. Я отнесла это на счет беспокойного сна – сигнализация не всегда надежна, а первый эпизод объяснила какой-нибудь случайностью. Тем не менее я показала ее пульмонологам, памятуя о внезапной смерти ее брата. Результат отрицательный. Но мы решили повнимательнее понаблюдать за ней в течение периода повышенного риска внезапной младенческой смертности.
5
Артефакты – образования или процессы, несвойственные в норме организму.
– Год?
Она кивнула.
– Для надежности я решила продлить срок до пятнадцати месяцев. Начала с еженедельных осмотров как амбулаторного больного и к девяти месяцам была настроена отпустить их до осмотра только в годовалом возрасте. Через два дня после обследования в девятимесячном возрасте они снова оказались в отделении неотложной помощи: посреди ночи возникли проблемы с дыханием – младенец проснулся, задыхаясь, с крупозным кашлем. Вновь мать делает искусственное дыхание, а затем родители привозят малышку сюда.
– А искусственное дыхание – не слишком ли сильный метод при крупе? Разве младенец действительно терял сознание?
– Нет. Она вообще не теряла сознания, просто задыхалась. Возможно, мать перестаралась, но, учитывая то, что она потеряла первого ребенка, как можно осуждать ее действия? К тому времени, когда я прибыла в отделение неотложной помощи, младенец выглядел нормально – ни температуры, ни болей. Но это и неудивительно. Прохладный ночной воздух может снять приступ крупа.
Сделали рентген ее грудной клетки, анализ крови – все нормально. Прописала декондестанты [6] , обильное питье, отдых и уже собиралась отпустить их домой, но мать попросила оставить ребенка в больнице. Она была уверена, что у младенца серьезное заболевание. Я была практически уверена, что беспокоиться не о чем, но в последнее время мы наблюдали случаи тяжелейших респираторных заболеваний, поэтому я распорядилась принять ее в стационар, предписав ежедневно проводить анализ крови. Все показатели были нормальными, но через пару дней уколов при виде белого халата девочка впадала в истерику. Я выписала ее, вернувшись к еженедельным осмотрам, причем девочка на приеме буквально не подпускала меня к себе. Как только вхожу в кабинет, она начинает визжать.
6
Лекарство, помогающее при приливе или застое крови.
– Да, такова привлекательная сторона профессии врача, – пошутил я.
Стефани печально улыбнулась и взглянула в сторону буфета.
– Они уже закрывают. Может быть, хочешь что-нибудь?
– Нет, спасибо.
– Если не возражаешь, я себе возьму – еще не завтракала.
– Конечно, давай.
Она быстро прошла к металлическим прилавкам и вернулась с половинкой грейпфрута на тарелке и чашкой кофе. Попробовала кофе и поморщилась.
– Может, к этому кофе нужно добавить конденсированное молоко? – спросил я.
Она промокнула рот салфеткой.
– Его уже ничто не спасет.
– По крайней мере, он бесплатный.
– Кто это говорит?
– Как? Врачам больше не положен бесплатный кофе?
– Что было, то прошло, Алекс.
– Еще одна традиция повергнута в прах, – вздохнул я. – Вечные бюджетные трудности?
– Ну а что же еще? Кофе и чай теперь стоят сорок девять центов за чашку. Интересно, сколько потребуется чашек, чтобы свести баланс?
Она принялась за грейпфрут. Вертя авторучку в руке, я заметил:
– Помню, как вы дрались за бесплатное питание для интернов и проживающих при больнице врачей.
Она покачала головой:
– Поразительно, что нам тогда казалось важным.
– Что, теперь финансовые дела хуже, чем когда-либо?
– Боюсь, что так.
Она нахмурилась, положила ложечку и отодвинула от себя тарелку.
– Ладно, вернемся к нашей истории. На чем я остановилась?
– Младенец при виде тебя поднимает визг.
– Да. Так вот, дела вновь начинают поправляться, и поэтому я опять сокращаю, а затем и совсем прекращаю амбулаторные посещения и назначаю следующий визит через два месяца. Через три дня в два часа ночи они вновь в отделении неотложной помощи. Вновь приступ крупа. Только на сей раз мать утверждает, что ребенок действительно потерял сознание, посинел. Опять искусственное дыхание и массаж.
– Через три дня после того, как ты отменила посещения? – переспросил я, делая пометку в блокноте. – В прошлый раз это случилось через два дня.
– Интересно, а? О'кей, я провожу обычные при неотложной помощи обследования. Давление крови у младенца слегка повышено, дыхание учащенное. Но она вдыхает большое количество кислорода, никаких хрипов. Все же я стала подозревать или острый приступ астмы, или реакцию на что-то, что вызывает у нее беспокойство.
– Страх вновь оказаться в больнице?