Дьявольское святилище
Шрифт:
— А цели — они остаются неизменными? — бросил короткую фразу фон Альвенслебен.
Вот уж кто умел быть настойчивым. То, что он постоянно возвращался к своему вопросу, уже начинало действовать на нервы. Быть может, он и правда что-то знал.
— Да, Йозеф, я уже сказал. С чего бы им меняться?
— Какие страны будут атакованы?
— Мы это уже обсуждали! — рявкнул Каммлер.
— Страны? — продолжал давить фон Альвенслебен.
— Китай. Россия. США. Британия. Франция. Канада. Затем Израиль, в качестве кульминации. Думаю, тебе приятно будет узнать, что благодаря преобладанию ветра большая часть Израиля окажется в зоне радиационного заражения. — Каммлер выдавил из себя улыбку. — Господа, мы закончим то, что начал Гитлер, одним налетом.
— Я насчитал семь, — заметил фон Альвенслебен. — Семь наций. А священное число — восемь.
— Китай получит два.
— Почему Китай?
— Американцы и британцы любят тиражировать миф о своей победе в войне. Очередная ложь. Наибольшие человеческие потери понес Китай. Более двадцати миллионов погибших. По сути, китайцы наряду с русскими и были теми, кто нас обескровил. И потому они понесут более существенный ущерб, чем остальные.
— А цели — они останутся исключительно политическими, военными и экономическими? — не сходил со своей темы фон Альвенслебен. — Не будет массового убийства ради убийства?
Каммлер пристально посмотрел на него. Вот уж кому действительно ума не занимать.
— Верно.
— Отправь мне свежий список целей, будь добр. А лучше — разошли всем.
— С радостью.
— График, — заметил фон Альвенслебен. — Были какие-нибудь задержки?
— Никаких. Все идет по плану. Мы нанесем удар тридцатого апреля, в годовщину смерти фюрера. И сделав это, докажем, что он умер не зря. Совсем наоборот: его наследие живо. Рейх восстанет и завоюет мир!
— Осталось всего шесть недель. Ты сможешь уложиться в срок?
— Смогу.
— График критически важен, — вмешался Борман. В его голосе угадывалось нечто похожее на возбуждение. — Это — наш шанс взять под контроль финансовую систему еще до того, как мы проявимся в политической плоскости. Из финансов вытекает все остальное. Биржи, валютные торги, фьючерсы — финансовая система должна уцелеть. Зная день и час удара, мы сможем получить огромные прибыли!
Каммлер улыбнулся:
— Именно. И поверь, мы их получим.
Это была рискованная стратегия, которая могла привести к неожиданному результату. Мир стоял перед опасностью скатиться в кромешный хаос и никогда от него не оправиться. Это могло означать конец человечества. Конец цивилизации.
«Но что в современном мире вообще заслуживает именоваться цивилизацией? — размышлял Каммлер. — Евреи, черные, мусульмане, азиаты, гомосексуалисты, умственно неполноценные: все они подняли голову с падением рейха, обретя извращенное равенство со своими законными хозяевами».
Естественный порядок вещей перевернут с ног на голову, и это приводило его в ярость. Терзало. Говоря коротко, все предупреждения Гитлера стали явью: человеческая раса подобно чуме опустошила мир. Что, в сущности, поставлено на карту? Нынешний неестественный, безумный порядок вещей просто не стоил того, чтобы его спасать.
Теперь нужно заручиться поддержкой Kameraden. Каммлер вытащил из кармана лист бумаги.
— Мне кажется, настало время всем нам вспомнить последние слова фюрера, — объявил он торжественно. — Он написал их всего за несколько часов до смерти. Я процитирую его последнюю волю, его завет: «Однажды история назовет эту войну самым славным, самым героическим примером борьбы… Пройдут века, но на руинах наших городов и монументов вновь и вновь будет вспыхивать пламя ненависти к тем, кто был всему виной. Именно их мы должны благодарить за все произошедшее: мировое еврейство и его приспешников!»
В комнате воцарилась почтительная тишина.
«Ни при каких обстоятельствах не прекращайте борьбу, — продолжал цитировать Каммлер. — Сражайтесь с врагами отечества везде, где только сможете… Не сдавайте ни единого города, ни единого района… Командиры прежде всего должны быть вдохновляющим примером верности своему долгу — верности до самой смерти».
Каммлер сделал паузу, чтобы добиться максимального эффекта.
— Он писал эти слова в тот момент, когда русские войска были в пятистах метрах от берлинского бункера, а у его людей уже не оставалось патронов. Какое бесстрашие! Какая ясность мысли! Это, Kameraden, то, что досталось нам от фюрера. Наше наследие. Его последний завет.
Каммлер обвел их взглядом: Борман; фон Альвенслебен; Барби; Эйхман; Густав Хайм, сын Ариберта Хайма, получившего в концлагерях прозвище Доктор Смерть; два брата Менгеле, сыновья печально известного Ангела Смерти. От каждого из них он получил торжественный кивок одобрения. Его воззвание к памяти фюрера было поистине мастерским ходом.
Они решили сделать перерыв, чтобы выпить чего-нибудь освежающего. Борман и Каммлер отошли в сторону.
— Что там с этой женщиной, Наровой? — спросил Борман с некоторым намеком на беспокойство в голосе. — В Дубае была она? Она села нам на хвост? Села на хвост тебе?
— Не уверен. Но, кто бы это ни сделал, он настоящий виртуоз. На записях с камер видеонаблюдения нет ничего, что позволило бы установить личность виновного.
— А Иссельхорст? Адвокат. Его смерть как-то с этим связана? Думаю, что иначе и быть не может.
— Ферди, ты слишком много волнуешься. В конце концов это тебя погубит. — Каммлер слабо улыбнулся. — Но да, мы предполагаем, что события между собой связаны. Кто бы ни следил за нами во время встречи, мы полагаем, что он вышел на нас через несчастного — и теперь уже мертвого — адвоката.
— Значит, те, кто охотится на нас, снова напали на след? И если так, то насколько близко они подобрались?
— Надо полагать, что близко. А это значит, что мы не можем позволить себе задержек. И разногласий тоже. Потому я вдвойне рад, что мы достигли прочного соглашения.
— Верно, однако… — Борман сделал паузу. — Если нам придется пойти по тому пути, который мы обсуждали, это окажется чрезвычайно затратно, не говоря уже о риске.
Каммлер напрягся.
— Значит, возможно, пора поглубже залезть в собственные карманы. Задумайся в конце концов, чего наши усилия стоили мне. Мы стоим на пороге окончательного решения. После этого мы получим такие финансовые возможности и такую власть, о которых даже мечтать не смели. В такой ситуации никакая цена не может быть слишком высокой.