Дыхание Голгофы
Шрифт:
Впрочем, я и не ем-то, а так, клюю из тарелки, не ощущая вкуса и жду каких-либо движений от моей жены. Как мне служилось, она знает, а как жилось ей, все-таки интересно. Событий-то тут было много кроме ее блуда. Вот и главное медицинское учреждение города приняла. Интересно. Могла б для начала и поведать. А там уже «базар покажет». А Галочка спокойно пригубливает себе из бокала и что-то еще и на вилку накалывает. И глазками постреливает. Понятно, волнуется, как актриска перед первым в жизни выходом. А мне хочется сказать ей: ну смелей, раскалывайся, наконец. Может,
– По-моему, Галочка, ты мне что-то очень хочешь сказать? Я думаю, наша утренняя встреча не повод для чего-то серьезного. Это пустяк. Любящая женщина, да еще и дождавшаяся мужа с войны парализована счастьем. По крайней мере, так в книжках пишут и в кино показывают. Как там: «живой, родненький, вернулся». А все другое - мелочи. Ревность, ущемленное самолюбие. Есть человек. А у нас сейчас не встреча после долгой разлуки, а инерция прошлого и ожидание.
– Чего? – упирается в меня широченно открытыми глазами жена.
– Спектакля, Галочка. Все просто, кто первым откроет занавес, тот и главный герой.
Галина делает паузу и зовет на помощь глоток шампанского.
– И где ты, Апраксин, так красиво, так задушевно научился говорить? Неужто на войне было время думать о душе.
– А вот представь себе, было. Просто там другие измерения и душа другая.
– Банальности это все, Гаврош. Какая душа? Я врач и как и ты лечу тело. А что касается души – это скорее к Богу. По-моему не о том мы сейчас…
– Спорить не буду. Ты большой специалист по вскрытию тел, даже вот ученую степень приобрела, а что касается души?
– Тут мне нестерпимо хочется сказать: «В госпитале, мадам, я вами бредил», - но я изо всех сил подавляю в себе эту сейчас очевидную безделицу, и возникшая пауза комом подкатывает к горлу. Но я говорю, точнее, сомневаюсь вслух… - Хотя нет, не в этом дело…
– Тогда в чем, прояснишь? А то уж я совсем темная – по-бабьи нехорошо усмехаясь, выплескивает вопрос супруга.
– Ты-то сейчас, сладкая моя, обеспокоена другим. Куда муженька положить после баньки и праздничного стола? На прежнее брачное ложе? Ой, ли… Я только взглянул на тебя и сразу понял – прошла любовь-то…
– Прошла, Гаврош, лукавить не буду, - после длинной паузы соглашается Галина и отворачивает от меня лицо.
Странно, но я весьма спокойно принял эти ее слова. Я понимаю – фраза пока легла на самый верхний слой души и осознание придет позже, когда к сердцу подступит. И все же я люблю эту женщину. И, похоже, это уже мой крест.
– А может, ее и не было? – осторожно трогаю я самое святое.
– Как не было? – вздыхает Галина и заглядывает мне в глаза. – О чем ты говоришь?! Была… Просто после смерти Маришки, что-то надломилось во мне. И тебя нет. Пусто стало.
– Стоп. Только о дочери не надо, - поднимаю я руки. – И ты встретила другого. Вот так случайно. Чтобы заполнить пустоту. Да?
– Ну, не так уж и случайно. – Она опять отворачивает от меня лицо и, кажется, вытирает слезу. – Он был моим научным руководителем, когда я готовила диссертацию.
– И получала письма мои оттуда… И отвечала, что-то обещала… - почти шепчу я. – И что - это уже все? Изменить ничего нельзя? А вдруг это просто увлечение?
– Все гораздо сложнее, Гаврош. Я на четвертом месяце беременности. – тут она поворачивается и прямо в упор с затаенным ужасом смотрит мне в глаза. – Я не хочу терять ребенка. Его может больше и не быть. Ну не судьба у нас, Гаврош…
– А ты уверена? Это тот случай? – мне стоит невероятных усилий продолжать разговор.
– Да. Это тот случай. Не была бы уверена - не решилась бы. Ты знаешь меня. Конечно, я поступила с тобой подло. И меня все осудят, но я не хочу терять ребенка… Я боюсь… А тебя я любила, ты первый мой мужчина. И это еще не прошло… Ну, совсем не прошло. Ты - память, понимаешь? О моей юности.
– И как же нам теперь с этим жить? Мне съезжать?
Тут Галина лукаво блеснула глазами.
– Я думаю, один ты не останешься. Вот только появился и уже…
– Это так, Галочка, вынужденное знакомство. Через дорожку переходить не собираюсь. И в мыслях не было, - говорю я и чувствую - вот-вот взорвусь. – В госпитале я считал дни, и все фантазировал нашу встречу. А ты уже была беременна…
– Да дрянь я, дрянь! – вскакивает из-за стола Галина и, пряча слезы, уходит.
Я наливаю полный фужер шампанского, неторопливо пью, а точнее тупо загоняю в себя хмельную горечь обиды. Потом шагаю к окну, а за ним в лилово-красных тонах разлился по-майски поздний южный вечер. И желтые шары фонарей на проспекте, и неторопливо-вязкое движение людей и автомобилей показалось мне нереальным, далеким, чужим. Тут я подумал о том, что мне всерьез-то и не пришлось пожить в этом доме. Квартиру мы получили перед самой моей отправкой в Афган. Новому жилью больше всех радовалась Маришка.