Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Афган, - приподнимаюсь я и протягиваю ему руку. – Здравствуйте, Сергей Сергеевич.
– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой, - пожимает мою руку тесть, и сунув усмешку в седой, некогда гусарский ус, прибавляет. – Эти сны теперь на всю жизнь. Привыкай.
– Во рту все пересохло. Язык кожаный, вроде и не пил ничего такого. Одно шампанское… - проговорил я, высвобождая руку из мягкого пуховичка тестевой ладошки.
– Значит,
– Да уж погутарили вчера, - вздохнул я и встал. Тесть любезно подал палочку. Я взял и отставил. Надо привыкать без нее. Шагнул. Тесть конвоировал следом до ванной. – Я быстро, Сергей Сергеевич.
– Есть. А я пока лужайку подготовлю, - засуетился тесть. – Коньячок. А может все-таки, холодненького пивка пока?
– Давайте…
– Баварское, - подал он мне откупоренную бутылочку. – По спецзаказу, лично для защитников Отечества.
– Спасибо. – Меня стала забавлять хлопотливая услужливость полковника. Впрочем, он всегда был таким. И если сейчас и хитрил, то самую малость.
Я не заставил себя долго ждать. А тесть, в свою очередь, наскоро наметал на стол вчерашние деликатесы и, гася улыбку, заключил:
– Похоже, пировали вы вчера не густо. Видать не до еды было.
Я промолчал. Честное слово меня не очень грело погружаться во вчерашнее.
– Может, по коньячишке за возвращение? – спросил Сергей Сергеевич. – Если ты думаешь, я каким-то боком в оппозиции…
– Не надо, Сергей Сергеевич. Конечно, я не думаю, что вы поддерживаете выбор дочери… Ну не судьба и все.
– О каком выборе ты говоришь, сынок? – глубоко вздохнул тесть, так что морщинки у глаз выгладились и лицо как-то нехорошо, гневно заострилось. – Ты бы глянул на этот выбор. Мужик немногим моложе меня. Двое взрослых детей. Только и достоинство, что профессор, доктор наук, какое-то там светило. В общем, заболтал девку. – Тесть между тем откупорил бутылку коньяка, прицелился в мою рюмку, но я перекрыл ладонью. – А я выпью. Прости. Только мне кажется, залетела доченька моя, а когда уж деваться было некуда придумала себе любовь. Господи, у нее и мать была такая же шелопутная. На одного мужика глянет - двоих жалко. Царство ей небесное. Тут у нас с Галкой такие бои были! Какое там?! «Люблю», хоть убей. Хотел я тебя подготовить в письме, чтоб помягче удар ты принял. Но слов подходящих так и не нашел.
Тесть, наконец, опрокинул рюмку и тотчас налил себе другую. Выдержал паузу, лысину потер. То, что он не лукавил – было очевидно. А я так и держал бокал с пивом. Жажду утолил, а есть не хотелось. За столом зависла тяжелая пауза. Тесть основательно расстегнул пуговицы форменной рубашки, как-то размяк. Потом заглянул мне в глаза, точно спрашивая разрешения, и, видно, ничего не найдя в них желаемого, поднял рюмку, выпил.
– Конечно, осточертели тебе эти разговоры, - сглотнув тяжеловатый ком, выдохнул он. И вдруг, ухмыльнувшись, встряхнул головой. – Ну, гусь лапчатый. Черную свою «Волгу» подгонит к клинике, в которой Галка работала, очки роговые бросит на глаза, весь, мать твою, на понтах. Даже моя Эльвира запела: «Он такой импозантный, такой импозантный. Конечно, Галкин инвалид ему не конкурент». Думали-то, что ты там тяжелый совсем.
– Ну, спасибо, Сергей Сергеевич, что я вас разочаровал, - рассмеялся я. Эта искренняя исповедь тестя в этом месте меня определенно позабавила.
Тут он мрачно посмотрел на меня.
– Гаврюш, по-моему, я что-то не то сморозил. Ну, ей-богу, Галка только что дочь мне, сам понимаешь, кровь, а то … Она всегда характерная была, вся в мать. Да и кто ее воспитывал после пятнадцати, когда матери не стало? Гарнизонные сучки. Слава Богу, хоть училась хорошо.
– А может, тут дело в другом? – хлебнул я из бокала баварского пивка. – Элементарно, в любви. Может, и не было ее.
– Ну эт ты брось. Вспомни. Чего-чего, а тебя она любила. И была бы жива Маришка – этого б не произошло.
– Не надо, Сергей Сергеевич, - тронул я его руку. – Мы в общем-то обо всем вчера поговорили. Войны не будет.
– Вот поверь, мой дорогой зятек, недолго будет эта бодяга. Она еще не раз о тебе пожалеет. Ты только борись за себя. Нога, тяжелая травма, но справиться можно. Что делать-то намерен?
– Не знаю. Все как-то вот свалилось, - вздохнул я. – Тут хотя бы немножко в себя прийти. Ну, а потом думаю к родителям на недельку смотаться. А после как-то надо устраиваться, - проговорил я, стараясь не смотреть на тестя. В этом месте разговора мне стало вдруг и грустно и стыдно. Грустно от потери, а стыдно от невозможности исправить действительность или хотя бы принять ее. Как ни крути, а рогоносец. И кажется тесть меня понял.
– Вот что, капитан. Давай для начала поступим так. Тебе надо в самое короткое время отсюда съехать. Я все понимаю, квартира общая. Ну, это мы разрулим позже. Пусть ее гусь тоже подумает, - сказал Сергей Сергеевич и для убедительности что ли встал из-за стола, застегнул пуговицы форменной рубашки, как бы подчеркивая всю свою полковничью значимость и важность момента. – Мы тебя не бросим, точнее – я, ты всегда мне как сын. Но чем быстрее ты отсюда съедешь, тем лучше для тебя. Толкаться и видеть ее.
– Да, конечно, вы правы. Как раз это меня и мучает, - легонько вклинился я в его рассуждения.
– Для начала я тебя попробую поселить в общежитии приборостроительного завода. Друг там у меня в замах по хозяйству, когда-то служили вместе. Хорошие условия у них, я как-то случайно бывал. Отдельная комната гостиничного типа. Все удобства. Ну и дарю тебе еще и свою дачу.
– Ну это широко, Сергей Сергеевич, - исхитрился я.