Дыхание Голгофы
Шрифт:
– А как ты догадался? У меня ж ни одной растяжки…
– Я врач…
– Когда погиб Юра, я была на шестом месяце беременности. Выносила, как положено. Но ребенок родился мертвый, - потупилась Анюта.
– Извини, - я обнял ее.
– Ничего. Я сильная оказалась. Две смерти выдержала. Только не жалей меня, капитан. Если сможешь полюбить, полюби, но не жалей.
<p align="center">
6
А в квартире на кухонном столе лежала записка, придавленная простым ключом с колечком.
«Гаврош, это ключ от твоего жилья. Бери все, что посчитаешь нужным, вплоть до мебели. Все твои вещи я собрала. Они в спальне. Сумки и чемоданы, ты знаешь, на шифоньере. На всякий случай напоминаю, наш развод через неделю. Галина. P.S. Позвони папе, он очень просил».
Я дважды перечитал послание – сердце отреагировало тупой болью. Я сел на кухонный стульчик, задумался. У меня было такое чувство, что прошла жизнь и вот я старый и немощный просто сижу и тупо созерцаю уходящий мир. Потом я встал, прошел к телефону и позвонил тестю.
– Рад тебя слышать, Гавриил, в бодром здравии, - ответил Сергей Сергеевич.
– Ну насчет бодрого не уверен, - едва промямлил я.
– Прекрати, капитан, тебя в Афгане убивали, ты духом не падал. Тридцать для мужика не возраст. Ключ у тебя? Галя передала?
– Так точно.
– Ну, подгребай и я с Эльвирой подъеду. Примешь работу. Душу мы вложили.
– Хорошо, только полчаса на сборы.
Впрочем, на сборы ушло и того меньше. Галина все аккуратно разложила «по интересам»: одежду, белье, мелочевку. Кстати, в ней, в мелочевке, я обнаружил целлофановый пакет с хирургическим инструментом. Тот самый, с которым я начинал работу в госпитале. В этом месте сердце тронула боль, просто есть такой диагноз, памятью называется… Вещей набралось на большой чемодан и дорожную сумку. Я вызвал такси и в последний раз с тяжелым чувством обошел квартиру. В спальне я задержался у портрета дочери. И, подумав, решительно снял. Уложил в чемодан.
– Вот теперь, капитан, тебя здесь ничего не держит, - сказал я вслух и шагнул к входной двери.
Я едва подъехал с общежитию и выгрузил вещи, а на стоянку уже заруливала зеленая «копейка» моего тестя. Первым бросился помогать мне Сергей Сергевич, он подобрал чемодан, а Эльвира, то бишь, Александровна, только сделала робкую попытку помочь мне взять сумку, но я этот ее благородный порыв отверг. Впрочем, я впервые созерцал Эльвиру «живьем» и в принципе другой себе и не представлял. Еще в «афганскую пору» активной переписки с женой, образ ее она изобразила, как смесь «кустодиевской купчихи с чеховской душечкой». В самом деле, это была пухленькая, полногрудая дамочка лет сорока, с глазками-ягодками, которым все время неймется, и скрытой глубоко в них улыбочкой подобострастия и хитринки одновременно. То, что она заполучила в бессрочное пользование бесхозного пожилого, с брюшком мужика с полковничьими погонами и далеко не блещущим офицерским изыском, с определенной целью, не вызывало сомнения. Это бросалось в глаза. Только, похоже, в доску разбитый «последней страстью» полковник в упор не хотел замечать деталей. Верховодила она и потому, протянув мне для знакомства свою белую ручку, Эльвира смело заняла позицию у моего плеча. Так мы и пошли с ней к парадному входу, а сзади с чемоданом, сгоняя июньскую испарину со лба, тащился полковник. И уже в комнате окончательно и бесповоротно инициативой овладела Эльвира. Как-то само-собой вышло, что все представшее пред моими очами – это ее рук дело. Впрочем, удивляться было чему. Из вонючей берлоги, в которой разве что могли тусоваться бомжи, получилось весьма приличное жилье с импортными «под золото» обоями на стенах в основной комнате, с элитной сантехникой в туалетной и прочими приятными штучками. Едва тесть пытался вставить свое веское словцо, тотчас очередной козырной картой покрывала его заслуги Эльвира. Я метался меж двух огней и благодарил налево и направо.
– Вчера вот только закончили. Я наняла тут девочек – они все вымыли, - сказала Эльвир, как бы подводя итог.
– В две смены работали, - подкрался к ее последним словам тесть.
– А диван, стол откуда?
– спросил я.
– Это все наше, - тотчас подхватила Эльвира. – Ну сойдет же на первый случай. Вот только шифоньер, столик на кухне, стулья – это местный сервис. Не понравится, потом заменишь.
Эльвира открыла дверцу шифоньера. Вот тут мы тебе и бельишко кое-какое положили. И даже новый постельный комплект.
Конечно, я был тронут.
– Спасибо, ребята. – Честное слово, ни о каком другом умысле, кроме искренней помощи бывшему зятю, думать не хотелось. – Денег хватило? - спросил я.
– Хватило не хватило, не важно. Кстати, холодильник «Саратов» почти новый. Из закромов самого директора, - сказал тесть и открыл дверцу. – Ну вот и сувенир наготове.
Конечно, бутылка шампанского и стаканы, обнаруженные как бы случайно, были тотчас выставлены на столик. Обмыли ремонт. Отдельный дамский тост посвятили моему знакомству с Эльвирой Александровной.
… Уходя, тесть поинтересовался здоровьем стариков. Это для приличия и пообещал на следующей неделе проехать на дачу, решить и там вопрос собственности.
– Я своих слов на ветер не бросаю, - подчеркнул Сергей Сергеевич.
Надо было видеть брошенный в этот момент на него взгляд Эльвиры. «Ну ты, кажется, влип, батенька» - тотчас отреагировал мой внутренний голос. Со словами: «Обживайтесь, мы будем всегда рядом» они удалились.
Первое, что я сделал после их ухода, повесил над диваном портрет дочери. Правда, для этого мне пришлось заглянуть к коменданту, попросить молоток и гвоздик. Все это он мне выдал без колебаний и сказал вслед: «Подготовьте, офицер, документы на оформление жилья и прописки. Подойдете как-нибудь». В тот же день я отдал тестю офицерское удостоверение и уже на следующий день Сергей Сергеевич вернул мне его со штампом «выписан». И потом под диктовку коменданта я написал плачевное заявление на имя директора завода и через пару дней был прописан на Флотской улице.
Однако дачный вопрос, который так настойчиво внедрял в мое сознание тесть, временно отложился. Сергей Сергеевич неожиданно отправился в Белокаменную в командировку. В один из вечеров я пригласил в гости Анюту. Получилось импровизированное новоселье с разными вкусностями на столе, от души приготовленными подружкой. Немного поколебавшись, она осталась ночевать. Впрочем, тот первый удар жадно реализованной страсти прошел и теперь все мое, как бы подернутое легкой дымкой забвения чувство к Гале, включая детали интима, вновь вернулось на круги своя. Просто сам не ведая того, я почти автоматически сравнивал Анюту с Галей. И, несмотря на нетронутую еще опытом в деликатных моментах и такую трогательную девичесть Ани, меня тянуло к Галине с ее яркой чувственностью Я понимал, что инерция женщины некогда разбудившей в тебе мужчину, все-таки явление временное, но каково Анюте просыпаться от сонного бреда рядом лежащего мужика и слышать стенания типа «Галчонок мой».