Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Старик, ну хватит комплиментов. Я уже все осознал. Чего уж теперь. Как массы решат, так и будет.
– Вот то-то и оно, что массы. Массы еще надо зажечь. Пресса, как ты должно быть видел, на твое выступление отреагировала, что называется, на бис! Ты теперь чуть ли не национальный герой. А это твое «Прости что жив», если не в заголовках, то непременно в идее. Даже твоя полногрудая пассия пошла супротив воли своего спонсора и тоже отозвалась несколькими толковыми фразами.
– Она не моя, - едва ли не психанул я.
– Чего ты мне ее тулишь?!
–
– А ты не боись, - рассмеялся я.
– Ну что? Держишься ты бодро. Чем намерен заниматься? – посерьезнел Руслан.
– Ну, я думаю, пока рановато бить в фанфары – я так понимаю, все события начнутся поздней осенью, ближе к зиме. А пока, сию минуту я намерен сделать профилактику своей «копейке». Впереди сезон. Но буду серьезно думать. Время есть.
– Старик, уже хорошо, что ты задумался. Я пока тоже соредоточусь на нерешенных задачах. Но, само-собой, в голове держу. А что касается профилактики, поезжай на Даниловский спуск – это недалеко от центра – там ребята открыли хорошую автостанцию. Никаких проблем. Отдал машину. Тебе назначают время, когда забрать. И свободен. Пришел, заплатил, получил. Капитализм!
– Спасибо, до встречи.
Я так и сделал, нашел эту шарашку на Даниловском спуске, рассказал механику, все что я бы хотел, он, осматривая, добавил еще и от себя и назначил время, когда забирать. А времени оказалось много. Я решил поболтаться по магазинам, заодно и присмотреть подарок ко дню рождения Анюты. И тут уж, конечно, ювелирный. Я было уже занес ногу на ступеньку Ювелирторга, как простенькая мыслишка остановила меня. «Такие вещи покупают только с дамой сердца». В самом деле, что в этом я понимаю? Облажаться с сюрпризом?! Нет уж, только с Анютой! Но не это в данную минуту утяжелило мое настроение. Я, кажется, только сейчас, сию минуту после вот такого, накоротке, разговора с Батищевым осознал всю надвигающуюся на меня ответственность. Эйфория прошла. Обратной дороги нет.
… Господи, как наивен я тогда был. Как наивны мы все были …
Разве я мог представить тогда, что погружаясь в русский мир политических иллюзий и страстей, надо напрочь затерять такие понятия, как честь, совесть, достоинство. В улыбке младенца есть неосознанное желание любви всех. Кажется тогда я и смотрел на мир глазами младенца – разве я подозревал, что борьба за любое властное российское кресло – это война низменных страстей и подлых поступков. От русской власти всегда потягивает сладковатым запахом морга, но твоя жизнь сейчас, еще до начала процесса «всенародного волеизъявления», уже поделилась на «до» и «после».
… Тогда еще было время поразмышлять…
Как, однако, я легко согласился быть лидером! Ни мучительных раздумий, ни сомнений – вот так просто, по-детски наивно рухнуть в совершенно неведомый, противный даже самому твоему духу, мир. Мир интриг, подлости, зависти, равнодушия. Ни черта я не думал ни о каком нравственном итоге – БЫТЬ МЭРОМ! Ах, ах! Быть мэром! А что за всем этим?! Мучительное движение в нечто чуждое твоему образу жизни, твоим идеалам и ценностям. Толкотня к трону, в котором нет и никогда не будет соратников, настоящих друзей, искренности. А что в итоге?
Это кипящее гадами сонмище каких-то низменных страстей, пересыпанное, по-русски, запредельными благами, плотскими удовольствиями и невероятным цинизмом. И это от подзабытых партпосиделок до нынешних «демократических» президиумов, от Вип-гальюнов до все тех же роскошных вилл. Разговоры о человеколюбии, благоденствии – все блеф. Всякий путь на вершину власти – это Голгофа! И только, наверное, кажется, что под звуки меди и рукоплескания соратников тебя ждет мир Поступка! Народ-то наш жаждет эдакого благородного витязя, чтобы тот хоть как-то смог невилировать извечную русскую нищету. «Ну и как, капитан Апраксин, ты готов взойти на трон в городе, исторически обласканном, разве что, цитатами вождей?!» Ну попробуй совершить этот чертов поступок, если в тебе что-то осталось еще от войны, от твоего ремесла и людской боли.
… Так думал я, бродя по улицам города в томительном ожидании получения своей поздоровевшей «копейки». Впрочем, кто знает, что лучше для меня – поражение на выборах или победа? Я уже перешагнул черту в себе. И может быть уже сегодня, сейчас, во мне что-то начнет ломаться, рушиться. А вдруг!.. Я стану как все мимикрировать - просто сама природа ваятелей подобного загонит меня в прокрустово ложе таких же деятелей, многозначительно называющих себя борцами за счастье народа, а точнее упырей погрязших в роскоши и хамстве. Впрочем, что стоило мне остановиться у первого попавшегося телефона-автомата, набрать Батищева и просто сказать:
– Старик. Отбой. Не спрашивай. Не хочу.
«Ну, а как же быть с чувством долга, офицер?! Если не ты, то кто? Может ты первый, кто сделает эту власть другой?»
– «Да в моих ли это силах?!»
– «Но ты же не такой!» - все-таки кто-то настойчиво восклицает за моей спиной.
– «Да, но пока», - отвечаю я ему, не обрачиваясь.
И я уходил, уходил от очередного телефонного аппарата, от последней возможности отказаться и шаг за шагом рубил канаты. Только лишь на центральном проспекте, механически загнав себя в подземный переход, я обретаю пространство. Здесь в извечной толчее и затхлых запахах сквозняков, где людские массы низводят до мелкого уровня бытовых проблем любые страсти, я ощутил вдруг острую, доводящую до абсурда безысходность замысла. Кто знает, может, эта мирская милая сердцу толкотня у бедных прилавков уже через год станет прошлым. И «членовозка» с холеными холуями, и маскарадные толпы заискивающих чинуш, и сладкая россыпь словоблудий – станет твоим привычным образом жизни. Тебя вот так просто отжуют от этого самого народа: россыпью мелких интриг, стерильным подобострастием, лукавством роскоши, подлостью. Радуйся, военный, пока ты здесь. Пока ты у этих ребят свой.
Тут я заметил на одном из киосков большой аляповатый плакат: «Хочешь быть счастливым»… Фраза-огрызок из Козьмы Пруткова, впрочем, ни к чему не обязывала. Но любопытных загоняла. Здесь продавали сувениры. А точнее, странные поделки – изуродованные морские твари, какие-то полумедузы, получерепахи, полукрабы и масса других полурептилий из самых глубин водных стихий. Они с какой-то жадностью обращали на себя внимание. И какая-то сила тянула к этим омерзительно-сросшимся с красивыми лилиями уродцам, к морским конькам чудовищно соседствовавшими с глазастыми эмбрионами. Однако все это не отталкивало, а наоборот, манило какой-то своей абсурдной красотой и даже отчаянием. Только гениальная, но, как бы травмированная, психика человека могла наплодить этих чудо-уродов, которые вот так оригинально, отталкивая, все-таки манили.