Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
“Хотите, – говорил он, – идите в библиотеку. Хотите – домой. Берите любую литературу. Да хоть хором пишите. Завтра до десяти утра сдать в почтовый ящик номер восемь вот по этому адресу или на кафедру. Всем удачи. Пока.”
Такой подход объяснялся очень просто – Шес писал каждому студиозу свой вариант опросника, а сами вопросы формулировал таким образом, что без досконального знания предмета все шпаргалки, справочники и подсказки не имели никакого смысла.
– Твоё дитё переходит все границы, – возмущенно заорал Дэн, не дав
– Когда это у меня успели появиться дети и почему я не в курсе? – перебил его Шес.
– Ты понял, что я имею в виду, – не дал сбить себя с мысли вокалист. – Сам разбирайся с этим бардаком, у меня никаких нервов не хватает!
– Боровски, – Шес примиряюще поднял руки вверх, начиная жалеть, что явился проверить, по какому поводу стоял в студии недавний хохот, – я ещё, грешным делом, решу, что ты детей не любишь.
– После этого конкретного ребенка я их не просто не люблю. Я их скоро возненавижу!
Надо уточнить, что из всех членов группы наибольшее количество всяких проказ и пакостей выпадало на долю Дэна. То ли потому, что он был самым младшим и, с точки зрения ребенка, нестрашным, то ли потому, что реагировал наиболее бурным образом, но именно он чаще всего становился мишенью заскучавшего пацаненка. Обмазанное вареньем сиденье в микроавтобусе, скрепки, засунутые под клавиши ионики и лягушка в кармане пиджака были ещё самыми невинными шалостями.
К тому же, с самой Викторией Дэн был не в самых радужных отношениях. А потому идти скандалить непосредственно к ней опасался, сгоняя злость и, чего греха таить, обиду на Шесе, которого считал винивным в том, что этот ребёнок вообще появился на горизонте.
Шес всё это прекрасно знал и понимал, а потому старался не заострять внимание. Он и сам уже не раз проклинал тот момент малодушия, когда согласился на условие своей сменщицы взять ребенка на гастроли. Глупо это было, неудобно и не раз ставило их в весьма неловкие ситуации. С другой стороны, и уверенности, что Виктория согласилась бы, упрись он тогда, тоже не было.
– Он просто растерян и, возможно, немного напуган, – тяжело вздохнув, попытался он вразумить Дэна. – Не самая шикарная идея выдернуть маленького ребёнка из привычной среды и спихнуть на “чужого дядю” – ты прав. Моя ошибка, я учту на будущее. Осталось два дня, Боровски. Потерпи, а?
– Да делай, что хочешь, – отмахнулся тот. – Только Вале ответь, он тебя уже пару часов вызванивает. У нас ЧП как бы. Вики нет, а к Чешко я сегодня не сунусь, так что разруливать тебе.
Московская студия “Рельефа” располагалась в одном из офисных зданий в центре столицы, недалеко от гостиницы “Россия”, так что уже через двадцать минут ударник выслушивал сбивчивые объяснения Валентина. Парень был довольно сильно смущен тем, что не уследил за ребенком. Но ещё сильнее его смущала возникшая ситуация.
– Да пойми ты, – настаивал он, – да, Даня ребенок проблемный, но это слишком даже для него. Нечисто здесь что-то.
– А что он сам-то говорит? – Шес ещё не определился со своим отношением к произошедшему – то ли смеяться, то ли плакать, то ли ремень доставать.
– Говорит, тот мужик предлагал ему конфету и звал пойти с ним. Я сначала подумал – педофил. Даже ментов собирался вызвать.
– И почему не вызвал?
– Шес, – удивленно скосился на него воспитатель, – ты чем слушал? Этот мужик ходит по гостинице и целенаправлено ищет Данькину родительницу. Педофилы сбегают, а не требуют от родителей компенсаций! К тому же, Даня темнит и выдумывает. Настаивает, что этот мужик – пингвин.
– Пингвин? Это что-то новое. Ну, хорошо, Валя, – согласился ударник. – Допустим, ты прав. Допустим, он ни за что ни про что...
– Я не говорил про “ни за что ни про что”, – возмутился Валентин.
– Ладно. Допустим, ему сорт конфет не понравился. За что он и разбил исключительно мирно настроенному дядечке губу, – Шес скептически хмыкнул, выдавая свое отношение к предполагаемому развитию сюжета. – Объясни мне другое. Я тебе зачем?
– Так Виктории до вечера не будет, – опешил Валя. – Что мне с претензиями пострадавшего-то делать?
– Ещё раз, – тяжело вздохнул Шес. – Даня ударил мужика. Мужик хочет пожаловаться родителям. Я всё правильно понял?
– Ну, более-менее.
– Что мешает тебе сказать, что ты его отец, получить положенную долю непечатно и пообещать заняться воспитанием ребенка?
– Нет, ты меня всё же не слушаешь, – Валя приподнялся на цыпочки и постучал костяшками согнутых пальцем по лбу собеседника. – Он ищет Вику. Он знает, что я Даньке не отец. Не знаю, кто слил, на ресепшене не признаются. Может, и сам Данька. Но по факту...
– Стоп, – перебили его. – Притормози. Как ты сказал, он этого недопедофила назвал? Пингвин?
– Ну да, – недоумевающе подтвердил Валентин. – А что?
– А как пострадавший выглядит?
– Да обычный мужик, – попытался отмахнуться парень, но, заметив резко насупившиеся брови, начал описывать. – Чуть выше среднего роста, светловолостый, одет прилично... Знаешь, кого напоминает? Парня этого, что всё время к вам приезжает. Как же его?.. Антон? Артем?
– Алек? – уточнил Шес.
– Да, точно. На Алека он чем-то похож.
– Пингвин, ну точно, – ударник хлопнул парня по плечу, отодвигая со своего пути, и поинтересовался: – Этот пингвин ещё в гостинице?
– Он, кажется, в номер поднялся. Я слышал, как он на ресепшене просил известить его, когда мамаша наша вернется. Ты его знаешь, что ли?
– Шапочно, – подтвердил ударник и хрустнул пальцами. – Надо же, какая у людей память короткая. А я ведь думал, что вполне доходчиво всё объяснил.
– Шес, всё в порядке? Может, ментов?..