Дырка от бублика
Шрифт:
— Хорошо, — пожал плечами Овсянников. — Я и так собирался вернуться пораньше. Развод, которым я занимался, не состоялся. Стороны передумали, и я должен получить компенсацию. Получу — и сразу обратно.
Когда Элла возвратилась из поездки в гостиницу, настроение у нее было отвратительным. Она легла на постель и долго плакала в одну из дюпоновских подушек, которыми неженка Овсянников наводнил дом. Потом насухо вытерла глаза и позвонила матери.
— Эля! — простонала та трагическим голосом. —
— Мам, успокойся, пожалуйста. Он не умер, он жив. Говорят, завтра его можно будет проведать.
— Что-о-о? — страшным басом переспросила Дана. — Меня что, обманули, как девочку?
— Это было сделано в интересах следствия, — усталым голосом ответила Элла. — Мам, вы с Борисом можете приехать к его другу Овсянникову? Часам к семи? Ты ведь знакома с Овсянниковым, да?
— Знакома. Только Борис как раз сегодня на пару с твоим шефом Шведовым собирался ехать искать тебя в Истру, в наш летний домик.
— Ну, теперь, когда меня не надо искать, пусть они оба едут к Жеке Овсянникову, хорошо? И ты, конечно, тоже приезжай.
— Эля, мне не нравится твой тон! — тотчас же сказала Дана. — У тебя что-то случилось! Ах, да! — тут же спохватилась она. — Действительно случилось. Я как-то все время упускаю из виду.
Потом Элла позвонила Римме, приказала ей явиться к семи и продиктовала адрес.
— Я тебе очень нужна? — спросила Римма.
— Очень. То, что я хочу сделать, требует не только мужества, но и поддержки. Надеюсь, ты будешь на моей стороне, что бы ни случилось.
— Я же твоя сестра! — воскликнула та. — А кровь сестер всегда течет в одну и ту же сторону.
— Ну не скажи… — пробормотала Элла и набрала еще один номер.
Последний звонок был Ларисе Трошиной.
— Ларис, я влюбилась, — сказала она и подняла глаза вверх, чтобы не пролились слезы. — Его зовут Евгением, Жекой. Хочу сегодня вас познакомить. Ты ведь моя лучшая подруга!
Она снова продиктовала адрес, потом тщательно оделась, распустила волосы и, достав бутыль с очищающим молочком, сняла с себя всю косметику. Поскольку новые красивые очки, которые ей выбрала жена Шведова Вера, улетели куда-то во время акробатических этюдов на уличных часах, Элла по дороге купила другие, специально выбрав круглые, как раньше. Чтобы Овсянников, узнав о ней правду, ни на миг в этой правде не усомнился. Чтобы не бегал вокруг и не вопил: «Этого просто не может быть! Не могу поверить! Какой я болван!»
И вот наконец Овсянников возвратился домой. Элла стояла в коридоре, опустив руки по швам, и глядела прямо на него мятежным взором. Она была готова к борьбе.
— О! — сказал сыщик, снимая ботинки и стряхивая с челки снег. — Ты сегодня какая-то другая!
Он протиснулся мимо, поцеловав ее в пылающую щеку, и заперся в ванной, включив воду на всю катушку. Он плескался, полоскался, пел, хрюкал и гремел флаконами. Элла дождалась, пока вода перестанет течь, и встала уже возле двери ванной.
— Жень, посмотри на меня внимательно! — потребовала она, сообразив, что иначе можно таскаться за ним до самой ночи.
Овсянников посмотрел и сказал:
— Выглядишь потрясающе! — И улыбнулся, как полный кретин.
— Тебе лучше надеть футболку, — посоветовала Элла. — У нас сегодня будет много гостей. У тебя, конечно, роскошный торс, но мне не хочется, чтобы он отвлекал присутствующих от дела.
— Отвлекал присутствующих? А что, будут женщины?
— Гости.
— Ты наприглашала гостей? Я их знаю?
— Знаешь, — успокоила его Элла. — По крайней мере, большую и лучшую их часть.
Будет Борис с семьей…
— Я не был на его свадьбе, поэтому с семьей незнаком. У нас с Борькой мужская дружба. Холостяцкая. Не дружба домами, если ты понимаешь, о чем я говорю…
— Как же, как же. Собираетесь у кого-нибудь на квартире, чтобы выпить хорошего коньяку, поговорить о футболе и рыбалке. А сами пьете водку, играете на деньги в поддавки и обсуждаете баб.
— Перегибаешь! — не согласился Овсянников. — У меня даже шашек нет.
— Значит, с семьей Бориса ты незнаком? — еще раз переспросила Элла.
— Я поэтому и Астапову живьем не видел.
— Жаль, — сказала та. — Сегодня это тебе очень помогло бы.
— А кто еще придет? — Глупый сыщик пропустил ее замечание мимо ушей.
— Еще придут Шведов и двое моих коллег по работе, а также моя подруга. — Она хотела добавить — лучшая, но язык не повернулся.
— Ой-ой-ой! — проныл Овсянников. — Нам не хватит кофе, там почти ничего не осталось. И конфеты кончились, и вафельный торт.
— Уверяю тебя, собравшимся будет не до сладкого. Разве ты ничего не понял? Я собираюсь разоблачить убийцу.
— У тебя страсть к мелодраматическим эффектам? — поинтересовался Овсянников, быстро поедая то, что нашел в сковородке. — Не лучше ли тебе было выложить все, что ты накопала, профессионалу, то есть мне, а я бы уже разобрался, что к чему. А то, смотри, сядешь в лужу!
— В нынешней ситуации я была бы рада сесть в лужу, — печальным голосом заявила Элла. — То, что я знаю, разрушает меня.
— Не хочешь же ты сказать, — Овсянников даже жевать перестал, — чти убийца — кто-то из тех, кого мы ждем сегодня вечером?
— Перестань паясничать, — рассердилась она. — Конечно, именно это я и хочу сказать. Перед кем бы мне тогда выступать и, главное, зачем? Я ведь хочу добиться признания!
— С помощью чего?
— С помощью логики, разумеется. И неопровержимых улик.
Только Овсянников собрался было что-то ответить, как в прихожей прозвенел звонок, и он отправился открывать. В коридор, галдя, словно пернатые на птичьем базаре, ввалились Борис, Дана, Римма и Шведов.