Дыши
Шрифт:
Я тут же закинула ногу на его бедро и запрокинула голову. Прижавшись губами к моим губам, он прошептал:
— Ты меня любишь?
— Да, — выдохнула я.
— Навсегда?
Он не толкался сильно и глубоко. Его ритм стал более плавным, нежным, прекрасным, и я, наконец, сосредоточилась на нем, мои руки скользнули вокруг него, чтобы крепко обнять.
— Навсегда, — прошептала я.
Чейз наклонил голову и поцеловал меня, его язык скользнул мне в рот, и я кончила.
Его толчки стали быстрее,
Он начал скользить внутрь и наружу, и мне это тоже понравилось, прежде чем войти глубоко и остановиться, в этот момент один из его локонов привлек мое внимание. Моя рука, двигаясь по собственной воле, поднялась вверх по его спине, пальцы сомкнулись на локоне, и я слегка потянули за него, вызывая при этом легкую, счастливую дрожь.
— Судя по всему, — пробормотал он мне в шею, — я не устал.
Я закрыла глаза, отпустила его локон и обвила его бедро другой ногой, чтобы крепко обнять его всеми доступными мне средствами.
— Но, к сожалению, — продолжил он, — когда ты так сильно злишься и не ссылаешься на гиковскую хрень, ты говоришь чертовски разумные вещи.
Это означало, что я прорвалась.
Спасибо, Господи, я прорвалась к нему.
Я открыла глаза и наклонила голову так, чтобы коснуться губами местечка под его ухом, непослушные завитки щекотали мою верхнюю губу, и я прошептала:
— Чейз.
Он поднял голову, и у меня перехватило дыхание от выражения его лица, тепла, сожаления и чего-то еще, чего-то огромного, чего-то такого, что заставило сердце учащенно забиться.
— Я должен был сказать тебе раньше. Должен был доверять тебе. Должен был понять по всему, что ты мне говорила, какой ты была со мной и с Малахией, что ты справишься. Я был неправ, детка, и я облажался. Но я люблю тебя, Фэй, и защита, идущая рука об руку с любовью, — это все, что я знаю, — тихо признался он.
Моя грудь сжалась, а глаза начало щипать.
То, что я увидела в выражении его лица, было любовью.
Он любил меня.
Любил меня.
— Ты любишь меня? — прошептала я, просто чтобы подтвердить.
— Влюбился в тебя в продуктовом магазине, а ты даже не знала, что я там был.
— Наверное, — призналась я, и уголки его губ приподнялись, но это было не дразняще и мило, а странно грустно.
— Потом ты влюбилась в меня, но я этого не знал. Ты хотела меня, я хотел тебя, я слишком долго ждал того, что хотел, и прое*ал свою жизнь.
— Ты не прое*ал свою жизнь, Чейз.
— Если бы я сделал к тебе шаг, когда захотел, последние семь лет лежал бы с тобой в моей постели, и Мисти не приметила бы меня. Тай бы не…
Я сжала его всеми конечностями и резко прошептал:
— Остановись.
Он закрыл
— Того, что произошло не изменить, но одно изменить можно, — это твое чувство, что весь мир лежит на твоих плечах. И еще одно, что ты понял с тех пор, как заболела твоя мама, — ты считаешь, что несешь ответственность за все вокруг и можешь это исправить, сделать лучше или, по крайней мере, смягчить падение каждого. Твой отец, когда ты рос, тоже должен был защищать тебя от этого. Но он явно этого не делал, доказав, что он худший отец не только в мире, но и в истории.
— Не хочу его оправдывать, милая, но живя тем, чем жил я, ребенка не убережешь.
— Это спорно, и ты прав, я не жила этим, но права ли я, утверждая, что он и не пытался?
Чейз выскользнул из меня, перекатил нас на бок, убрал волосы с моего лица, но продолжал держать в них пальцы, прежде чем тихо ответил:
— Ты права. Он не пытался.
Обе его руки крепко сомкнулись вокруг меня, прижимая теснее, хотя и не отпуская моих волос, но его ноги переплелись с моими, и он продолжил.
— Не хочу снова тебя разозлить, но я его понимаю. С девочками иначе, чем с мальчиками. Мужчина захочет, чтобы его сын достиг каких-то высот.
— Возможно, но я буду права, сказав тебе, что с детьми тоже иначе, чем с взрослыми. От детей не ожидается, что они достигнут каких-то высот, пока не придет время учить их быть взрослыми. Но прежде чем это сделать, необходимо позволить им быть детьми. Я могу лишь догадываться, что у тебя никогда этого не было.
Он закрыл глаза и наклонил голову, так что наши лбы соприкоснулись, но не раньше, чем я увидела, как на его лице отразилось уязвимое выражение, и я, наконец, поняла.
И возненавидела это.
Он открыл глаза, откинул голову назад на полдюйма и подтвердил то, что я только что поняла.
— У меня никогда этого не было, — прошептал он.
Я смотрела в его прекрасное лицо, чувствуя, как великолепные волосы на его груди щекочут мою грудь, как его сильные руки обнимают меня, как его тяжелые ноги переплетаются с моими, как его тепло просачивается в меня. Я все это осознала, но вместо того, чтобы вместе с окончанием нашей ссоры, признанием в любви и продолжительным оргазмом успокоиться, я разозлилась.
И при этом я имею в виду, что я… разозлилась.
Поэтому сообщила:
— Знаешь, даже Дарт Вейдер имел любезность попросить Люка присоединиться к нему на темной стороне.
Чейз моргнул, потом его объятия сжались.
Но было слишком поздно.
Слишком поздно.
Я пошла в разнос.
— Да, они дрались насмерть, и он отрезал Люку руку, но, тем не менее, он дал ему право выбора.
— Фэй… — начал он дрожащим от смеха голосом, но я этого не заметила.
Ни капельки.