Дьюма-Ки
Шрифт:
— Совсем или…
— Это ещё вопрос.
— Я не собираюсь совать нос в твои дела. Просто любознательные папаши…
— …хотят знать, что к чему. Естественно, хотят, но на этот раз помочь тебе ничем не могу. На сегодня я точно знаю, что всё ещё люблю его… во всяком случае, думаю, что люблю… и мне его недостаёт, но выбор должен сделать он.
Вот тут Пэм спросила бы: «Между тобой и девушкой, с которой он поёт?» — я же задал другой вопрос:
— Ты не забываешь про еду?
Она залилась
— Отвечай на вопрос, Илли.
— Трескаю, как чёртова свинья!
— Тогда почему ты сейчас не на ленче?
— Мы собираемся пойти на пикник в парк, вот почему! Берём с собой лекции по антропологии и фрисби. Мне велено принести сыр и французский батон. И я уже опаздываю.
— Понятно. Главное, чтобы ты ела и не грустила в своём шатре.
— Ем хорошо, грущу в меру. — Голос вновь изменился, стал взрослым. Столь резкие переходы меня расстраивали. — Иногда я лежу без сна, потом думаю о тебе, как ты там? Ты тоже лежишь без сна?
— Случается. Но теперь редко.
— Папуля, женитьба на маме — твоя ошибка? Или её? Или так уж вышло?
— Не так уж вышло и не ошибка. Двадцать четыре счастливых года, две дочери, и мы до сих пор нормально общаемся. Никакой ошибки, Илли.
— Ты хотел бы всё изменить?
Мне постоянно задавали этот вопрос.
— Нет.
— Если бы ты мог вернуться в прошлое и пойти другой дорогой… ты бы вернулся?
Я ответил не сразу, но паузу не затянул. Иной раз нет времени решать, какой ответ лучший. Иной раз ты можешь сказать только правду.
— Нет, милая.
— Понятно. Я скучаю по тебе, папа.
— Я тоже.
— Иногда я скучаю и о прошлом. Когда всё было проще. — Она замолчала. Я мог бы что-то сказать (хотел), но не открыл рта. Бывает, молчание — золото. — Папа, люди хоть изредка получают второй шанс?
Я подумал о моём втором шансе. О том, как выжил после несчастного случая, хотя вроде бы не мог не отправиться в мир иной. И я не просто существовал — жил. Волна благодарности накатила на меня.
— Постоянно.
— Спасибо, папуля. Мне не терпится тебя увидеть.
— Мне тоже. Скоро получишь официальное приглашение.
— Хорошо. Я правда должна бежать. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
После того как она повесила трубку, я посидел с телефоном возле уха, вслушиваясь в ничто.
— Живи днём и позволь жить дню, — сказал я себе. Потом в трубке появился длинный гудок, и я решил, что должен позвонить ещё в одно место.
viii
На этот раз я услышал более живой и куда менее осторожный голос Элис Окойн. Решил, что это хорошая перемена.
— Элис, мы ещё не обсудили название выставки.
— Я подумала, что вы хотите назвать её «Розы, растущие из ракушек». Хорошее название. Очень красноречивое.
— Согласен. — Из «флоридской комнаты» я оглядел Залив. Поверхность воды сверкала, как полированная сине-белая пластина. Мне приходилось щуриться, чтобы смотреть на неё. — Но не совсем правильное.
— Как я понимаю, вам больше нравится другое?
— Да, думаю, что да. Я хочу назвать выставку «Взгляд с Дьюмы». Что скажете?
Ответила Элис без запинки:
— Я думаю, это звучит! — Я тоже так думал.
ix
Моя футболка с надписью на груди «ПОТЕРЯЛ ЕЕ НА ВИРГИНСКИХ ОСТРОВАХ» промокла от пота, хотя система кондиционирования «Розовой громады» работала отлично, но я вымотался больше, чем после прогулки быстрым шагом (в последние дни я только так и ходил) до «Эль Паласио» и обратно. Ухо, к которому я прижимал трубку, горело и пульсировало. Илзе меня тревожила (родители всегда тревожатся из-за проблем детей, когда те становятся достаточно взрослыми и их уже не позовёшь домой, едва начинает темнеть и ванны наполняют водой), но при этом результаты моих трудов вызывали чувство удовлетворённости, какое я обычно испытывал после целого дня, с толком проведённого на строительной площадке.
Особого голода я не ощущал, но заставил себя съесть несколько столовых ложек салата с тунцом, которые запил стаканом молока — цельного молока, вредного для сердца и полезного для костей. «Считай, мы квиты», — как сказала бы Пэм. Я включил телевизор на кухне и узнал, что жена Кэнди Брауна подаёт в суд на город Сарасоту, обвиняя власти в ненадлежащем отношении к своим обязанностям, что и привело к смерти её мужа. «Попутного тебе ветра, дорогая», — подумал я. Местный метеоролог сообщил, что сезон ураганов в этом году может начаться раньше. А низкооплачиваемым «Морским дьяволам» в показательной предсезонной игре «Ред сокс» надрали задницу: добро пожаловать в бейсбольные реалии, парни.
Я подумал о десерте (пудинге «Джелло», который иногда называют «последним прибежищем холостяка»). Потом поставил тарелку в раковину и похромал в спальню, чтобы поспать. Хотел завести будильник, но не стал. Решил, что скорее всего только подремлю. А если бы и заснул, то яркий свет разбудил бы меня через час или около того, когда солнце опустилось бы достаточно низко, чтобы заглянуть в выходящее на запад окно спальни.
С такими мыслями я лёг и проспал до шести вечера.
x
Об ужине не могло быть и речи. Какой ужин? Подо мной ракушки шептали: «Рисовать, рисовать».
Словно под гипнозом, я в одних трусах поднялся в «Розовую малышку». Включил «Кость», снял с мольберта «Девочку и корабль № 7», отнёс к стене, поставил на мольберт чистый холст, поменьше использованного для «Смотрящего на запад Уайрмана», но достаточно большой. Ампутированная рука зудела, но теперь меня это особо не волновало. По правде говоря, этого зуда я уже ждал с нетерпением.