Дюма

Мы говорим о нем: «взял от жизни все, что мог, выпил до дна чашу наслаждений, популярности… умел радоваться жизни, побывал на баррикадах, бился на дуэлях, судился, фрахтовал суда, назначал пенсии из своего кармана, любил, чревоугодничал, танцевал, заработал десять миллионов и промотал двадцать, а умер тихо, во сне, как ребенок…» [1] ; мы цитируем его, когда произносим политические речи и комментируем футбол, мы любим его — любим как что-то невероятное, сказочно-былинное, видим, путая его самого с его героями, сквозь дымку веков — балы, кареты, шпаги, кружева;

но если приблизим взгляд, увидим иное, странно знакомое: работа, поезда, командировки, фотосессии, «офисный планктон», больная мама, алименты, суды, идти/не идти на согласованный/ несогласованный митинг, блоги, краудфандинг, маркетинг… Попробуем приблизиться, представить, что он здесь, сейчас, среди нас ходит, дышит, пишет? Да, большинство историков считают такой метод недопустимым, но сам Дюма и его кумир Жюль Мишле им порой не брезговали; так попытаемся же увидеть не чужого и далекого, а своего, родного — недаром наши самые преданные поклонники писателя зовут его просто: Сан Саныч.

Отца он знал недолго, поднимала их с сестрой одна мать, которой помогали родители: бабушку он не помнил, деда, Клода Лабуре (1743–1809), вспоминал «с трубкой во рту и торжественной походкой, которую тот приобрел, служа метрдотелем» [2] ; дед обожал бильярд и домино, играть ходил к соседям, а потом за ним приходила умная собака и уводила домой. Профессию Лабуре унаследовал от деда (может, и от более отдаленных предков); в годы, когда его внук был маленьким, в городке Вилле-Котре с населением 2400 жителей близ Парижа он содержал гостиницу «Щит Франции», полученную в приданое за женой, Мари Жозефой Прево (1739–1806), чьи предки владели «Щитом» с конца XVII века. Других деда с бабкой «Саня» никогда не видел. Он не знал точно, как звали вторую бабушку, а фамилии у нее, возможно, и не было — но по справедливости судьбы ее имя станет фамилией, которую он обессмертит.

Жаль, что он ее не знал: та, от которой он унаследовал не только смоляные кудри, должна была быть женщиной незаурядной. О ней почти ничего не известно — одни предположения. Она была рабыней (чернокожей или мулаткой) в Сан-Доминго, французской колонии на острове Гаити; ее предки были привезены, по разным версиям, из Гвинеи, Камеруна, Габона, с Карибских островов. Сама она родилась в интервале от 1724 до 1738 года (ничего себе разброс); у нее (предположительно) были две сестры; они были привлекательны и, быть может, получили какие-то зачатки образования. Ее звали Мари Сезетта; в 1750-х она сошлась с Антуаном Александром Дави, маркизом де ла Пайетри. Современники и ранние биографы Дюма считали, что про маркиза он выдумал. Но теперь установлено: семья Дави де ла Пайетри жила в нормандской деревне Бельвиль-ан-Ко с 1410 года, а маркизат был основан в 1707-м; сменились три поколения маркизов Пайетри, прежде чем в 1714 (или 1710) году родился Антуан Александр, старший из трех сыновей Александра Дави де ла Пайетри и Жанны Франсуазы Потре де Доминон.

Отслужив в артиллерии, в 1738 году он приехал делать бизнес в Сан-Доминго, где с 1732-го жил его брат Шарль, тоже бросивший армию и разбогатевший на торговле сахаром и табаком. Александр жил с братом в его усадьбе «Монте-Кристо», но стал пить и играть; в 1748-м Шарль отказался оплачивать его долги, тогда он назвался Антуаном Делилем, чтобы обмануть кредиторов и коллекторов, и купил маленькую плантацию подальше от брата, на мысе Джереми. Шарль преуспевал, но ослаб здоровьем и в 1753 году вернулся во Францию; отец их умер, и, поскольку старший сын отсутствовал, Шарль вступил в наследство. Антуан же купил несколько рабов, включая Мари Сезетту, и, возможно, под ее влиянием несколько образумился. По одной из версий, ее звали «Мари из дома», чтобы отличать от другой Мари, работавшей на плантации, — «Marie du mas», что звучит как «Мари Дюма»; возможно также, что она и ее сестры назывались общим именем, уходившим корнями в какой-либо из африканских языков, и оно звучало как «Дюма» [3] . У нее уже была дочь Жанин (или Жанетта); в 1759-м (или раньше) она родила от Антуана первенца по имени Адольф Адель (или то были двойняшки Адольф и Адель), около 1760 года — дочь Жанетту или Жанин (возможно, умершую в 1765-м), а 17 марта 1762 года — сына Тома Александра, которого записали под фамилией соседа — Реторе, и дочь Мари Роз — но, возможно, девочка родилась на год раньше или позднее. «А может быть, корова, а может быть, собака…» Но что делать, если данные противоречивы и скудны?

В 1771 году в Сан-Доминго вернулся Шарль и спустя два года умер. Третий брат, Луи, тоже умер, Антуан был единственным наследником. Дела шли неважно, денег даже на поездку во Францию не было, и в 1775 году он продал плантатору Карону не только участок, но и семью, оставив за собой право выкупа. Он съездил домой, вступил в наследство и в 1776-м решил забрать четырнадцатилетнего Тома Александра; чтобы вывезти раба с Гаити, его пришлось продать капитану судна, на котором его доставили во Францию, потом снова купить и лишь после этого дать ему свободу. Мари и другие дети остались на Гаити. Наш «Сан Саныч» об этой истории не упоминал; писал, что его бабка, законная жена деда, в 1772 году умерла. В детстве ему, конечно, так всё и преподносили; так со слов его отца было записано в брачном свидетельстве его родителей. Но к тому времени, когда Александр Дюма сел за мемуары, он, возможно, что-то знал или о чем-то догадывался: этим обстоятельством можно объяснить то, что он, историк с навыками работы в архивах, не пытался (а если и пытался, об этом не известно) узнать что-либо об отцовской родне; что он, любитель путешествий, не побывал на Гаити. Стыдился «черной крови», хотел скрыть? Во-первых, скрыть было невозможно, во-вторых, если в душе и стыдился происхождения, то публично, напротив, бравировал им. Но начни он копать — обнаружилось бы не только то, что его отец — незаконнорожденный (ужасная вещь по тем временам), но и то, что дед был пьяницей и мерзавцем и продал свою семью; что отец, благородный и добрый человек, не защитил свою мать.

До 1778 года Антуан Александр и его сын жили в Бельвиль-ан-Ко, потом продали имение и поселились в парижском пригороде Сен-Жермен-ан-Ле. Тома Александр учился в Академии Николя Тексье де ля Боэсьера, где получил образование молодого дворянина того времени: фехтование, немного латыни и философии, правила стихосложения. В 1784-м переехали в квартиру на улице Этьен недалеко от Лувра, Тома Александр сдружился со знаменитым мулатом, сыном рабыни Жозефом де Сен-Джорджем — композитором, музыкантом, бретером, светским львом: оба были красавцами, очень высокими по тем временам (рост Тома Александра 185 сантиметров — это воспринималось как 195 сейчас), обладали большой физической силой, легко покоряли женщин, но с белыми мужчинами бывали унизительные скандалы. 2 июня 1786 года семидесятилетний Антуан Александр женился на 32-летней служанке Франсуазе Рету, сын в знак протеста записался в драгунский полк рядовым (мог претендовать на офицерское звание, но мулату это было сложно, не захотел морочиться) под фамилией Дюма. 15 июня отец умер и началась тяжба между «мачехой» и сыном, пытавшимся официально закрепить за собой фамилию отца, а также отсудить у вдовы собственность и права на своих гаитянских родных, на которых она претендовала как на вещи. (Почему он просто не поехал и не забрал их? Ни прав на чужих рабов у него не было, ни денег.)

Первые годы службы Дюма прошли в городе Лан: скука, дуэли, ранение в голову. Потом — революция, воевал на стороне власти, то есть «красных»; 15 августа 1789 года его полк был переведен в Вилле-Котре. Всюду создавались подразделения Национальной гвардии (добровольческой милиции), ее начальником в Вилле-Котре стал Клод Лабуре, он же взял Дюма на постой, его старшая дочь Мари Луиза Элизабет (1769–1838) в мулата влюбилась. Драгуны стояли в городе четыре месяца, за это время Дюма и Луиза обручились, Лабуре соглашался на брак, если зять сделает военную карьеру. Тот согласился. Воевали беспрерывно: гражданская плюс интервенция, как у нас после 1917-го, карьеры делались быстро. В октябре 1792-го Дюма был уже подполковником, замом Сен-Джорджа, командующего «„черным“ легионом» из цветных. Брак заключили 28 ноября 1792 года в мэрии Вилле-Котре, не венчались, жених был представлен как сирота — возможно, на этом настоял тесть, не желавший иметь свояками рабов, а может, сам Дюма ему солгал. Жена осталась у родителей, муж отбыл на фронт, приезжал в отпуск; вскоре была зачата, а 17 сентября 1793 года родилась дочь Эме Александрина.

В апреле 1793-го генерал Дюмурье планировал переворот, Сен-Джордж и Дюма отказались к нему присоединиться, но Сен-Джордж не был вознагражден: его обвинили в растрате, легион расформировали. На карьере Дюма это не сказалось, напротив: в июле 1793-го, когда революция полностью выродилась в диктатуру, он был бригадным генералом, через месяц — дивизионным, еще через неделю — командующим Западной Пиренейской армией. Это единственный случай, когда мулат в Европе достиг такого положения. Он унаследовал энергию отца, но не его жестокость, славился не только смелостью, но и добротой; зафиксирован случай, когда в деревне должны были казнить крестьян, пытавшихся уберечь от переплавки церковный колокол, Дюма их освободил, гильотину велел разобрать на дрова. Были и другие выходки в таком роде, пошли доносы, и в июне 1794-го его вызвали в Комитет общественного спасения (орган вроде ЧК — мы во всех этих комитетах, о которых наш Дюма много писал, будем разбираться позднее). Но тут случилось чудо: свалили диктатора, террор прекратился, генерала Дюма новая власть поставила на Западную армию, которой он командовал осенью 1794-го, подавляя мятежи в Вандее, но даже историки-роялисты писали, что он делал все для предотвращения жестокости. В конце года он взял отпуск по болезни и поселился в Вилле-Котре; тесть купил молодым дом на улице Лорме, 46 (теперь — улица Александра Дюма). Обнаружили опухоль, сделали операцию, головные боли остались, но в сентябре 1795-го он вернулся на службу и был направлен в Рейнскую армию. 5 октября правительство вызвало его в Париж — подавить мятеж; он не успел — с мятежом справился будущий император Наполеон, а Дюма послали воевать с интервентами в Альпийскую армию. В феврале 1796-го он приезжал в Вилле-Котре — родилась дочь Луиза Александрина, но скоро умерла. Ноябрь 1796-го — Итальянская армия, которой командовал генерал Бонапарт, Дюма воевал хорошо, но отношения с шефом не сложились; в феврале 1797-го Дюма назначили губернатором провинции Тревизо. В декабре он ушел в отставку, уехал к семье. Наполеон потребовал идти с ним воевать в Египет, Дюма сказал, что не видит в этой войне смысла, но приказу подчинился. В марте 1799 года он получил отпуск; по пути домой судно дало течь, пристало в порту Неаполя (Италия состояла из нескольких государств, одно из них, Неаполитанское королевство, вступило с Францией в войну), и там Дюма и его спутников захватили в плен. Долго слали умоляющие письма на родину, но лишь в марте 1801-го, когда Наполеон, уже ставший диктатором, заключил перемирие, Дюма обменяли на другого генерала. 1 мая он приехал в Вилле-Котре едва живой: больной желудок, хромота, правое ухо не слышит, правый глаз не видит, боли усилились. Однако нашел силы возобновить тяжбу с мачехой.

История семьи, проданной ее главой в рабство, возможно, закончилась не так плохо. На Гаити тоже произошла революция, рабство отменили, вместо него ввели что-то типа крепостного права, но многие рабы стали свободными. Предположительно, Мари Роз, сестра Тома Александра, в 1790-х годах вышла замуж за белого, Жана Помпея Валантена де Вастей (предположительно он был сыном ее тетки Элизабет, сестры Мари Сезетты, и Жана Валентина Вастей, выходца из Нормандии); он был писателем, политиком, стал министром и получил титул барона; их потомки были благополучны. Сводная сестра Тома Александра так же успешно вышла замуж, как и его вторая тетка, Розетта, чьи потомки породнились с аристократической семьей Котрель де ла Фоссе. Сама Мари Сезетта, по одним данным, умерла в 1775-м, по другим — была еще жива (и, возможно, свободна) в 1801-м.

Неясно, знал ли генерал Дюма о судьбе своих родных. В 1801 году суд вынес решение в его пользу: «Маркиза де ла Пайетри… передает г-ну Реторе все права собственности и всю власть, которую она имела над негритянкой Мари Сезеттой, матерью указанного г-на Реторе, над креолками Жанеттой и Мари Роз, сестрами указанного г-на Реторе, и над их детьми, которые уже рождены или родятся впредь, и соглашается с тем, что он впредь получает эти права и все выгоды от них и в полном объеме распоряжается теми правами собственности на упомянутую негритянку и ее детей, от которых настоящим документом отказывается маркиза де ла Пайетри». Он заверил у нотариуса доверенность: «Тома Дюма Дави де ла Пайетри… назначает своим генеральным ведущим дела по доверенности Мари Сезетту, свою мать, которой он передает право действовать в его интересах и от его имени, управлять и распоряжаться имуществом, земельными участками и домами, доставшимися ему, как сыну и наследнику, от Антуана Александра Дави де ла Пайетри, его отца, то есть всем, что находится на побережье и на самом острове Сан-Доминго; владеть всем от имени и по поручению составителя данного документа… и чтобы настоящая ведущая дела по доверенности делала все, что ей подскажет ее благоразумие и потребуют обстоятельства; составитель возлагает на ту, кому он все это доверяет, всю полноту власти в отношении управления этим имуществом, даже если оно буквально не заявлено и не представлено». Он сделал для матери что мог. Почему тогда не поехал на Гаити? Может, не вышло: живых денег-то отсудить не удалось. А может, и не собирался: очень болел, головные боли, по словам сына, «доводили почти до безумия и нарушали ясность мысли».