Дьюри
Шрифт:
Старик поманил рукой что-то, и вскоре ему в раскрытую ладонь упала стеклянная, толстостенная бутылочка, с заткнутым тряпкой узким горлышком. В ней плескалась прозрачная жидкость. Улла зашептал непонятные слова быстро-быстро и открыл горлышко. Вода полилась над Харзом и остановилась, замерла, и вновь потекла… Но медленнее… Стало видно, как она струится, переливается на свету и раздваивается, растраивается на глазах… И зеленые холодные грани пирамиды заключили в свой плен дьюри.
Только сейчас, когда тепло малой надежды согрело меня, я увидела, что
— Шустрый байсенок!
И я тоже тихо засмеялась. Байсенок, значит, этот зверек называется. И спросила гемму о том, что теперь мучило меня неотступно:
— Получается, гемма Лой, Харзиен крэбб употреблял?
Улла удивленно посмотрел на меня и пожал плечами.
— Да ты, я вижу, ничегошеньки-то не знаешь! Крэбберами ведь не только те становятся, которые его употребляют, это вот Еллой у Висы из этих будет… А зетка, если проткнула хребет, и мыслишки вынула, — тот же самый крэббер получится… Видно не легко ему пришлось, Олие!
— Ты же пробовал, отец, Еллоя держать в пирамиде, — проговорил негромко Ос, — и не помогла пирамида…
— Не помогла… — повторил его слова гемма, — не помогла, Ос, только дьюри Харзиен не обычный улла, мой мальчик…
Зеленая пирамида переливалась струящейся водой, которая будто текла и текла по стенам ее, а я не могла оторвать глаз от тусклого бессмысленного взгляда, устремленного из ее глубины на меня. Существо поднялось на четвереньки и пошло по стене, и повисло вниз головой… А потом упало и затихло.
И мне стало страшно…
Часть 9
1
Ночью я забылась тревожным сном. Часто просыпаясь, в жутком страхе оглядывалась вокруг себя… Взгляд мой вновь замирал на еле видимой в темноте, тускло поблескивающей грани пирамиды… Ухо тревожно пыталось уловить какие-то звуки, шорохи… Но все было тихо. И я опять закрывала глаза…
…И Виса Лэй пела мне песню. Ее колыбельная все больше пугала меня. Я просила ее не петь, но женщина пела и пела. А потом уходила от меня куда-то вдаль. Впереди нее, пошатываясь, шел Еллой. Очертания этих двух растворялись где-то вдали… А Лессо поворачивалась ко мне страшным потемневшим лицом и принималась хлестать меня по лицу ладонями, и говорила:
— Ты должна спасти дьюри… Ты должна спасти дьюри…
Я проснулась. Я так и уснула возле пирамиды на полу, лишь гемма Лой подложил мне подушку да укрыл одеялом…Бублику спал возле моего лица на подушке. Его пушистый беличий хвост отчего-то там в его сне мотался из стороны в сторону и по моему лицу…
Положив руку на вздрагивающее тельце байсенка, я улыбнулась, почувствовав, как он вздрогнул и проснулся. Его мордочка ткнулась мне в ладонь и куснула легонько.
В окно ярко светило солнце. Печь уже топилась, а с улицы слышался шум множества голосов. Кто-то сильно застучал в окно. Стекло задребезжало под ударами. И гемма, выглянув, заулыбался:
— Кто там? — услышала я слабый голос Оса.
— Никитари… — радостно проговорил старый улла и заторопился к выходу.
Встретившись со мной глазами, он улыбнулся:
— Вставай, доченька, пошли гостей встречать…
Оставаться в доме я больше не могла… Вытянувшееся тело Харзиена, еле видневшееся в пирамиде, его спокойное сейчас лицо, не давало мне ни о чем думать… И я, быстро вскочив, как была в легкой черной тунике выбежала на крыльцо… И остановилась. Гемма Лой стоял рядом со мной и я видела, как он улыбается…
Вся поляна, еще вчера поросшая высокой травой, сейчас была уставлена множеством шатров. Уллы, тиану… Все было в движении. Множество лошадей, повозок, ардаганы и кони паслись поодаль…
Я же, обалдев от такого количества народа, после тишины этой, как мне казалось, заброшенной деревни, сейчас искала глазами того, чье имя мне показалось спасением. Никитари…
А вот и он. Улла махнул приветливо мне рукой. Окруженный множеством воинов, он вскоре отделился от них и торопливо подошел к нам. Взяв руки геммы в свои, он пожал их и обернулся ко мне и улыбнулся:
— Здравствуй и ты, Олие.
— Здравствуй, Никитари, — ответила я и грустно улыбнулась, отчего-то вспомнив, как он оказался у меня на руках, и немного времени прошло с тех пор, а как все изменилось. — Как Милиен, Брукбузельда? — спросила я.
Никитари кто-то окликнул, но улла, быстро ответив, опять повернулся к нам:
— Хорошо, О… Принц скучает и вспоминает о тебе часто, а Бру все мечтает пошить тебе самое красивое платье, — улыбнулся он.
— Никитари, — проговорил тихо гемма Лой, — ты должен знать, что произошло с королем… Пойдем в дом.
Улла сразу сменился в лице. Его небольшие глаза потемнели и сузились словно в ожидании удара. Но он молча прошел вслед за геммой.
Здесь, оказавшись перед пирамидой, он некоторое время молчал. Тягостная тишина повисла надолго. Никитари всматривался в лицо дьюри сквозь зеленую толщу воды и словно пытался увидеть то, что могло произойти.
— Этого не должно было случиться… — вдруг он произнес мои слова, сказанные накануне, и я чуть не задохнулась от отчаяния. — Он столько сделал для победы, которой сейчас радуется вся страна…
— Война закончена?! — воскликнули мы с геммой в один голос.
Удивление и недоверие, и радость… все смешалось в этих словах. Неужели это случилось?! Но эта радость горько смешалась во мне с ощущением непоправимого…
— Да… — задумчиво ответил Никитари, кивнув головой, — временное перемирие, заключенное три дня назад у ивенгов в Галаовилле, закрепляющее границу вдоль реки Галы, было подписано окончательно с некоторыми уточнениями вчера. И король присутствовал и подписывал его… Э-эх! — с такой болью произнес он, и его рука сжала рукоять меча. — Говорил я ему: "Подожди, поедем вместе!" Но он спешил… Сколько еще этих тварей разбросано по нашим лесам!..