Дюжина межгалактических мерзавцев
Шрифт:
– Так о чем ты, черт побери!? Не томи, говори скорее.
– Мне кажется, я придумал, как попасть в рубку! – выпалил вернерианин.
– Я тебя внимательно слушаю.
В этот момент, каюсь, у меня даже промелькнула странная надежда: а вдруг кретин предложит что-нибудь дельное.
– Почему бы нам не договориться с пилотом? – поделился своей единственной мыслью Пузырь.
– Он же андроид, – напомнил я.
– Ну, да. Я знал много андроидов. Они почти как люди. Их тоже можно заинтересовать.
– Чем?! Машинным маслом для коленных суставов? У этой модели даже речевой синтезатор отсутствует! И ушей тоже не предусмотрено. Будешь стоять за дверью – и увещевать его, а он тебя даже не услышит!
– Я подумал об этом, – Пузырь с важным видом кивнул.
– И об этом тоже? – деланно удивился я.
– Да. У нас ведь есть телекин. Почему бы ему не поговорить с андроидом мысленно?
– Ты что? – я постучал указательным пальцем по лбу. – Ты, вообще, думаешь, что говоришь?! Ни один сапиенс не может мысленно управлять машиной, если только у него нет специальных приборов! Ты видел на голове у телекина шлем, напичканный электроникой, или что-нибудь такое.
– А как было бы здорово, – вернерианин выглядел разочарованным.
– Только нереально. Так! – я начал раздражаться. – Иди-ка ты отсюда со своими дурацкими идеями! И побыстрее. Пока я сам тебя не вышвырнул!
– Хорошо-хорошо, капитан.
Пузырь так спешил ретироваться, что промахнулся мимо дверного проема и врезался в стену. Покачиваясь, он, наконец, преодолел порог и скрылся в коридоре.
– Ну и кретин! – Протянул я. Пожалуй, те вернериане, которых я знал раньше, были просто парочкой эйнштейнов в сравнении с этим идиотом…
После обыска кают весь арсенал я спрятал весь в сейф, стоящий в кают-компании, под электронный замок.
В тот же день какая-то сволочь попыталась его вскрыть. По счастью, у медвежатника ничего не вышло, но замок серьезно пострадал – почернел, оплавился, несколько кнопок запали. С тех пор я решил проводить больше времени рядом с сейфом.
Поскольку делать все равно было нечего, мы углубились в азартные игры. Карты смастерили из упаковок для сухпая.
Уголовники могут сделать стиры, как они называют карты, из любого подручного материала. Мне случалось однажды играть в стиры из прессованной вермишели.
С появлением карт наша унылая жизнь, полная страха и несбывшихся надежд, немного разнообразилась. Мы резались в стиры в кают-компании – я сидел аккурат напротив сейфа. Если бы кто-то пожелал добраться до кастетов, электрошокера и прочих славных вещичек, сначала ему пришлось бы пройти сквозь меня. На кону были самые разнообразные вещи – от упаковок с сухпаем и золотых зубов до громкого и унизительного кукареканья, но чаще всего играли в долг. Когда не знаешь, останешься ты в живых или нет, так и хочется взять кредит. Вскоре половина экипажа задолжала мне почти миллион рублей. Я не обольщался – одно дело выиграть крупный капиталец, и совсем другое – получить наличные.
Говорили за игровым столом не столько о картах, сколько о прошлом. Дальнейшие планы мы почти не обсуждали – к чему травить душу. Хотя однажды я, все же, задал вопрос о планах на будущее.
– Если выберемся отсюда, чем будешь заниматься? – поинтересовался я у Робинзона.
– Хочу завязать, – ответил он. – Надоело бегать. Открою собственную мастерскую по ремонту космических корыт…
– На какие шиши? – я хмыкнул. – Ты уже проиграл мне целое состояние. Или ты надеешься, что я не вернусь, и можно будет не отдавать?
– Ну, вот. Чего тогда было спрашивать? – расстроился Робинзон. – Так бы сразу и сказали, капитан. Раз такое дело, – он понизил голос до шепота, оглянулся – не слышит ли федерал, на его счастье, Георг Дымов отсутствовал. – Буду дальше грабить! Пошли они все со своими законами!
– Смело, – я покивал. – Пожалуй, я даже возьму тебя в абордажную команду. Будешь на моем судне отрабатывать долг.
– Так вы тоже не собираетесь завязывать, капитан? – прорычал Рангун.
– Кто его знает. Еще не решил. Но с вашими деньгами, если, конечно, отдадите, заживу, как король. Семь взяток, – сообщил я, выкладывая на стол четыре туза и два марьяжа, – С вас, друзья мои, еще по штуке конвертируемых…
– У нас один парень в тюрьме на картах отлично гадал, – поведал как-то раз Робинзон, тасуя колоду, – что не скажет, все в масть.
– Да ну? – не поверил я. – Воровские байки.
– Точно говорю. Верняк. Парень этот всегда знал, что и кого в будущем ждет.
– Кончай заливать, – проворчал рангун, – сдавай уже.
– Правда, правда, – таргариец положил первую карту мне – хотя я сидел не по часовой стрелке, но в эту игру раздачу следовало начинать по старшинству, с самого авторитетного за столом. – Просто он всем говорил одно и то же. Эх, ждут тебя завтра неприятности в казенном доме. Тяжелая работа и короткий сон.
Рангун басовито хохотнул.
– Тогда понятно. А его за то, что каркал много, никто расписарить не пробовал?
– Как же, пробовали, – улыбнулся Робинзон. – Только у меня прикрытие хорошее было.
– Так это ты, что ли, был?
– Ну… Кто же еще. Всех, кто меня хотел расписарить, самих расписарили, – таргариец почесал себя за ухом и широко улыбнулся, радуясь счастливым воспоминаниям.
– Ты такой жестокий, – посетовал Пузырь. – Можно подумать, что у тебя не было детства.
– Было. В детстве я мучил кошек. Каждый день.
Сивый хмыкнул.
– Молоток, паря, – одобрил он. – А ведь сначала ты мне не глянулся.
Рангуны ненавидели кошек на генетическом уровне. При этом их врожденная фобия распространялась на все семейство кошачьих. Они даже подавали петицию, с требованием, чтобы по всей Солнечной системе этих безобидных домашних любимцев запретили держать в домах, где проживают рангуны. Несмотря на крайнее негодование профессиональных фелинологов и простых любителей кошек всей Солнечной системы, петицию удовлетворили. С тех пор поголовье кошачьих существенно снизилось. В моду вошли ламомоллы с Вернеры-12, точнее их точные кибернетические копии.