Джафар и Джан
Шрифт:
Вы уже знаете, слушатели сего рассказа, что из Раваха, местечка по другую сторону Евфрата, напротив Анаха, шла через пустынные степи караванная дорога прямо на Текрит, торговый город на Тигре. Путь проторенный, безопасный, но людный, и беглецам нельзя было на него выйти. Сговорились на том, что ночью спустятся дальше по Евфрату и высадятся где-нибудь на левом берегу. Джафар купит пару ишаков — пастуху это сделать не трудно. Навьючат на них вещи и пойдут напрямик через степи и пустыни. Ни лошадей, ни лишних ишаков покупать нельзя: чем меньше и беднее будет караван, тем лучше. Джафар знал от товарищей-пастухов, что львов в тех местах немало. Опасно встретиться и с бедуинами — у себя в становищах они принимают
Только бы дойти!.. Джафар целовал один за другим пальцы Джан и приговаривал:
— А пальчики эти должны загрубеть, и ноготки такие жене пастуха не полагаются… Понимаешь, Эсма? Ты теперь моя бедная, маленькая, работящая жена. Что ты умеешь?
— Многое, Джафар… Умею рассказывать сказки — хоть по десятку каждый вечер. Знаю много стихов, очень много. Верхом умею ездить. Ну, что еще?.. Могу тебе вышить бабуши — листья будут золотые, а цветы из мелкого жемчуга. Непременно вышью, Джафар… Хотя, подожди, я прежде всего сделаю бархатный мешочек для твоей флейты. Тоже красиво будет. Знаешь как? Золотые цапли и камыши из зеленого шелка.
— Ах ты, маленькая моя… — он ловит губами ее смеющийся рот. — А плов ты сварить можешь? Рыбу вычистить? Дров нарубить? Все моя женушка должна уметь…
— Научусь, Джафар.
— То-то, Эсма… — И опять он целует ее, любуясь огромными блестящими глазами, тонкой шеей, иссиня-черными волосами, заплетенными в две косы. Она его, его навсегда, эта удивительная, ласковая, ничего не умеющая красавица из другого мира, мира богатых, ученых, счастливых людей. Будь что будет, а с ней он готов уйти куда угодно, хоть в ту страну, где, говорят, солнце прячется на три месяца и у людей один глаз во лбу.
Ночь опять была темная, еще темнее, чем накануне. Накрапывал мелкий дождь. Джафар сразу же вывел лодку на самую середину реки, и неуклюжий гуф быстро поплыл дальше на юг, покачиваясь на волнах, разведенных ветром. Юноша знал, что, наскочи лодка на подводный камень, вряд ли они, одетые, выплывут в такую погоду. Он-то один, пожалуй, и выплыл бы, но, если утонет Эсма, сам глотнет воды побольше и пойдет ко дну. Или жить с ней, или совсем не жить… Много часов он то молился Аллаху, то с замиранием сердца ждал рокового удара.
Но время шло, и вот уже небо стало светлеть, на темном еще берегу послышался лай собак, и замелькали редкие огоньки. Плыли мимо деревни. Прошло еще с полчаса. Близился рассвет. Джафар подогнал гуф к стене тростников. Лодка теперь двигалась медленно. Отмели найти не удалось. Пришлось всем троим соскочить в мелкую воду. К счастью, дно было песчаное. Беглецы, стараясь не шуметь, укрыли гуф в зарослях. Выбрались на берег. Нелегко было продираться сквозь густой кустарник, но место оказалось хорошее. Человеческого жилья нигде не было видно. Нашлась и полянка, со всех сторон прикрытая кустами. Проснувшиеся чайки с громкими криками носились над головами путников. Пара вспугнутых белых цапель пролетела, неторопливо взмахивая широкими крыльями. Посидели, отдохнули, обсушились. Дальше плыть не стоило. Тюки с вещами решили выгрузить. Джафар все хотел сделать сам, но Эсма-Джан не позволила. Усмехнулась лукаво:
— Твоя женушка должна все уметь. Ведь правда?
Няня со вздохом встала и тоже пошла было к реке, но Джафар и Джан схватили ее за руки.
— Няня, нельзя… Нянечка, не надо. Мы сами. — Джан звонко поцеловала ее в щеку.
Олыга послушалась. Ей очень не хотелось снова лезть
Вытащив тюки на берег, — Джафар, конечно, перенес те, которые потяжелее, — оба решили, что надо еще нарвать лотосов. На рассвете не заметили их, а теперь оказалось, что на водяных прогалинах, среди камышей, полно чудесных бледно-розовых цветов. С восходом солнца они широко раскрыли свои нарядные чаши и нежно пахли миндалем. Джан убрала лотосами голову. Свила из них гирлянду и надела на шею. Когда она, не одеваясь, вернулась к няне, та вздрогнула. Русалка, чистая русалка — в Днепре, говорили, такие живут. Не к добру эти цветы…
Под вечер няня и Джан остались одни. Джафар отправился в деревню покупать ишаков.
Ожидая его, девушка расплакалась. Волновалась и няня. Обе знали, что так близко от Анаха на люди им показываться нельзя. Русые волосы Олыги под платком незаметны, а голубые глаза спрятать некуда. Сразу догадаются, что она сиклаб — славянка… Джан же, хотя в дорогу опять надела рубашку из деревенского холста, но никто не поверит, что она жена пастуха.
Джафар — другое дело. Ничего нет подозрительного в том, что ему хозяин поручил купить пару ишаков для каравана. И все-таки мало ли что может случиться. Откуда он здесь взялся, этот пастух? Не знает ни деревень, ни дорог, ни здешних людей. Схватят, поведут в город, бросят в тюрьму…
Джан выросла взаперти, живой жизни не видела, но книг прочла множество, и страшные истории вспоминались ей одна за другой.
А вечер подошел, на берегу бухает выпь, летучие мыши стали чертить свои петли. Джан завернулась в абайе, хотя целый день горячее солнце нагревало зеленеющую землю и от нее идет ласковый, теплый дух. Вернется Джафар или не вернется?.. Холодно Джан, прижалась к няне, дрожит.
Все побеждает любовь, но как же трудно, как тяжело любить!..
Он вернулся поздно вечером, когда Джан уже больше и плакать не могла. Чтобы не испугать, подходя к поляне, чуть слышно сыграл одно только коленце верблюжьей песенки. И сразу сердце истосковавшейся беглянки затопила жаркая радость. Сбросив абайе, обвила душистыми руками шею юноши и без конца целовала пыльные щеки, шею, грудь. Он нежно гладил ее вздрагивающее тело, смущенно смеялся:
— Чего ты?.. Чего ты?.. Все хорошо. Вот, смотри, каких красавцев привел…
Два крупных ишака равнодушно пощипывали траву. У Джан все еще была в запасе радостная нежность. Хватило ее и на ослов. Потрепала по спине, прошлась по ребристым бокам и вдруг, для самой себя неожиданно, прижалась щекой к лохматой, слюнявой морде.
— Не смейся, Джафар, не смейся!.. Что бы мы без них делали? Спасители наши…
— Ну, ладно. Посмотрим… На вид животные надежные. Теперь надо собираться, Эсма. Отдохнем утром.
Укладывая вьюки, Джафар рассказал о своих поисках. Ему повезло. Не пришлось даже входить в деревню. Там как раз кончился базар. Встретил возвращавшуюся арбу, к которой были привязаны два ишака с вьючными седлами. Возница дремал. Злобно выругался, когда Джафар его окликнул, но быстро подобрел. На базаре он, видимо, запросил за своих ишаков слишком дорого. Покупателей не нашлось, а уступать не хотел — засмеют. С пастухом торговался до хрипоты. Уговаривал не жалеть хозяйских денег. Джафар еле сдерживал смех, но тоже артачился, чтобы было похоже на настоящий торг. Хозяин каравана, мол, взгреет, если он даст лишнее. Потом, сторговав ослов, пожелал продавцу прожить до ста лет и увидеть правнуков детей своих. Пусть поминает покупателя добром. Для большей верности погнал ишаков по большой дороге в обратном направлении и, только когда совсем стемнело, свернул в сторону, проселками обошел деревню и спустился к берегу.