Джарка Руус
Шрифт:
Пен гадал, ждет ли в будущем еще одна такая битва — если, несмотря на слова Хайбер, Элькрис снова ослабеет и демоны найдут еще одну лазейку из своей тюрьмы.
Они проплывали мимо других лодок на реке, а время от времени видели над головой воздушные корабли, боевые двигались в сторону Преккендоррана, а грузовые в менее опасные места. Погода оставалась солнечной и теплой. Не было никаких признаков «Галафила». Не было никаких признаков тревоги. Пен начал думать, что, может быть, все образуется.
Три дня спустя он доплыли до Иннисбора, его воды были настолько обширны, что если бы солнце пробилось сквозь облака на долгое время, чтобы рассеять туманы, которые
Пен с испугом посмотрел на приближающуюся непогоду. Ему не нравились задержки, особенно, когда они имели отношение к полету. Он уже страстно желал подняться в воздух. Такова была его жизнь в Патч Ране, и хотя он понимал, что та жизнь осталась позади, он не притворялся, что не хотел бы вернуть ее обратно. путешествовать верхом, на баркасе и пешком было вполне нормальным, но полет был тем, чего он жаждал. Чем скорее он поднимется в воздух, тем лучше он себя будет чувствовать.
Однако сейчас нужно потерпеть. Темные сумерки опустились к тому времени, когда они добрались до окраин города, а его живот начал урчать. Они нашли гостиницу на боковой улице в стороне от главной дороги, там предлагали питание и номера. Гостиница располагалась довольно далеко от оживленного тракта, так что Арен Элессдил посчитал вполне удобным остановиться здесь на ночь. Они поужинали за столиком в общем зале, и к тому моменту, когда покончили с едой, глаза Пена уже отяжелели от желания лечь спать.
Он не помнил как добрался до своей комнаты. Он не помнил, как разделся и улегся в кровать. Все, что он помнил, вспоминая этот вечер, это был звук дождя, барабанящего по черепичной крыше, когда пришла гроза.
— Кажется, он никогда не прекратится, — взглянув в окно гостиницы, угрюмо произнес Пен.
Дождь стучал по черепице всю ночь и весь день, затопив дороги и превратив в небольшие заводи все низины берега. Стекло окна, через которое он смотрел, было настолько залито водой, что он едва мог видеть на расстоянии десятка ярдов. Мало кто двигался снаружи. В воздухе никто не летал. Пен был несчастлив.
Хайбер внимательно изучала игровую доску перед собой, рассеяно кивая на его замечания.
— Дай ему время, Пен. Штормы здесь не сильнее, чем во внутренних областях. Но и они проходят. — Она передвинула шашку, поместив ее рядом с его шашкой. — Если тебя тревожит преследователи, то просто вспомни, что они, как и мы, не могут летать сейчас.
— Мне не нравится так долго быть на земле, — проворчал он. — Я чувствую себя, как в ловушке. — Он взял ее шашку своей и подумал об Арене Элессдиле и Тагвене. — Как давно они ушли?
Она пожала плечами, не отрываясь от доски. Друид и дворф ушли рано утром, чтобы нанять корабль. С учетом того, что не было никаких полетов, капитаны воздушных кораблей собрались в своих любимых трактирах и пивных, проводя там время, пока не смогут снова подняться в воздух. Некоторые среди них могли пока что быть без дела, а уже среди них, по крайней мере, мог оказаться один, которого нанял бы друид. Учитывая их положение, в котором осторожность была так же важна, как и скорость, он не собирался договариваться с любым, особенно с тем, к кому не испытывал доверия. Он хотел нанять одного из скитальцев, исполнительных наемников, которые умели держать язык за зубами. Сайонед был местом остановки для транспортных средств, пролетающих от побережья во внутренние земли, к расположенным там городам. Капитаны из скитальцев все время бороздили здешние просторы, и наверняка можно будет найти здесь нескольких.
Пену и Хайбер было сказано оставаться в гостинице, подальше от чужих глаз и чтобы не вызвать никаких проблем. Друид беспокоился, что кто–нибудь заметит их и потом вспомнит, когда их преследователи найдут дорогу в этот порт. Чем меньше их видят, тем лучше. Особенно Пена, с его характерными длинными рыжими волосами. Гостиница была переполнена, но все остальные разбились на небольшие компании и были заняты своими разговорами. Кому–то еще они не уделяли большого внимания.
— Когда ты начал летать на воздушных кораблях? — спросила Хайбер и посмотрела на него. — Должно быть, это было давно.
Он кивнул:
— Сколько себя помню. Моя мать всегда летала, и отец тоже, после того, как встретил ее. После того, как я родился, они повсюду брали меня с собой, даже тогда, когда я был еще совсем маленьким ребенком. Я помню, как учился стоять у штурвала, когда для меня приходилось подставлять ящик, чтобы я мог видеть через ограждение пилотской кабины.
— Я хотела летать, — сказала она, — но мой отец, когда был жив, а после его смерти мой брат настаивали на том, чтобы рядом со мной всегда кто–то находился. Вдобавок к тому, что на больших военных кораблях и так было много стражников для защиты. Даже после того, как я начала путешествовать самостоятельно, повзрослев достаточно, чтобы позаботиться о себе, мне не разрешали летать на воздушном корабле.
Он пожал плечами:
— Ты немного упустила.
Она засмеялась:
— Какой же ты ужасный врун, Пендеррин! Ты же не можешь в это верить! Ты же тот, кто не может дождаться, когда снова вернется в небо! Признай это!
— Ладно, признаю. — Он тоже засмеялся. — Но ты наверстаешь то, что пропустила. Я смогу тебе показать.
Он передвинул свою шашку, она ответила. Она была хороша в этой игре, но не так, как он. У него было прирожденное чутье, он заранее знал, что она собирается сделать еще до того, как она это делала. Она внимательно изучала доску, сознавая, что ее загнали в угол.
— Тебе приходило в голову, что твой отец и мой дядя Арен были примерно такого же возраста, как и мы сейчас, когда отправились на «Ярле Шаннаре»? — произнесла она.
— Не один раз.
— А твои родители рассказывали о том, каково это было?
— Один раз, и то немного. Ведь много их друзей погибло в том путешествии, и я не думаю, что им нравится об этом вспоминать. — Он взглянул на нее. — А твоя дядя? Он что–нибудь говорит?
Она покачала головой, брови нахмурились.
— Он тоже не любит говорить об этом. Думаю, из–за провидицы. Он любил ее, хотя и не говорил этого. Для него это слишком болезненно. — Она склонила голову набок. — Тебе страшно от того, что мы делаем, Пен?