Джарылгач (сборник)
Шрифт:
— Вы телеграфировали о нашем положении? — беспокоился Леруа.
— Наш телеграф не достигает теперь ни одной радиостанции, и наших депеш никто не слышит. Но, простите, я устал, я усну часа на два.
— Ложитесь, ложитесь, голубчик! — засуетился профессор, подсовывая подушку.
Лантье повалился на диван и сейчас же заснул.
А капитан Жамен распоряжался в коридоре выбрасыванием балласта; его выбрасывали порциями через определенные промежутки времени. Все пять моторов работали полной силой, и корабль несся со скоростью ста двадцати двух километров в час на юго-восток к берегам океана.
— До чего довели! — ворчал вслух Жамен.
— А в чем же дело, капитан? — сочувственно спросил механик.
— Да как же! — продолжал Жамен, нарочно повысив голос, чтоб все слышали. — Эти господа ученые ведут себя хозяевами и своими капризными требованиями довели…
— Что такое, капитан? — спросило несколько голосов.
Люди бросили работу, и вокруг Жамена в коридоре образовался тесный кружок.
— Да еще бы! — продолжал Жамен, чуть не крича. — То им давай выше, то ниже, — и все как будто для науки, для наблюдений, и вот попали под удары урагана, расшатало, помяло корпус. Хороши мы будем, если сядем в пустыне!
— Что ж мы будем делать? — спросил механик.
Веселое настроение команды сразу переменилось на мрачное и тревожное. Слышались голоса:
— Неужели их нельзя унять? Суются во все!
— Я связан приказом исполнять их требования, — с обиженным видом сказал Жамен. — Вы — другое дело…
— Товарищи! — крикнул из толпы матрос с мрачным, злым лицом. — Мы должны вывести капитана из дурацкого положения, а то все пропадем. Их надо запереть и поставить караул.
— Верно! Молодчина, Этьен! — кричала команда. — Чего там ждать!
Человек десять направились по коридору к спуску в носовую каюту. Но в это время показался в конце коридора Леруа.
— А, вот один уж есть, стой! — кричали матросы навстречу Леруа.
— Довольно хозяйничать! — заорал ему в лицо матрос, который вел остальных. — Вы арестованы!
И он схватил географа за плечо.
— Почему, что такое? — крикнул Леруа и отшвырнул руку матроса. — Это вздор какой-то!
Он быстро оглядел возбужденные лица матросов: злая и торжествующая улыбка Жамена бросилась ему в глаза, Леруа мигом все сообразил.
— Это гадость! — орал Леруа, весь красный от негодования. — Этот негодяй вас надувает!
И он указал на капитана Жамена.
— Как вы смеете! — наступал Жамен.
Но Леруа не легко было унять. Его горячность была не того сорта, что скоро остывает.
— Я сейчас докажу всем, что вы…
— Убрать его! — заревел высокий матрос и ринулся на Леруа.
Все загудели, закричали, двое механиков удерживали матросов.
— Пусть скажет! — кричали из толпы.
— Долой! — требовали другие.
Леруа задыхался, он почти не понимал, какие слова он говорил, но все смотрели ему в глаза и видели, что этот человек не врет.
— Вот, вот, — говорил Леруа и рылся у себя в карманах, — вот письмо об урагане от станции еще до выезда, он и читать не хотел, он фанфаронил, пока было тихо, и свернулся как бумажка, когда налетел ураган.
Леруа размахивал в воздухе письмом.
— А вы зачем суетесь в управление? — зарычал высокий матрос.
— Если б не инженер Лантье, — с жаром продолжал Леруа, — то неизвестно, что было бы с нами.
Леруа говорил, а Жамен все поглядывал на карманные часы. Но это не были часы, это был карманный альтиметр, и он указывал Жамену, что до земли оставалось каких-нибудь пятьдесят метров. Он рад был бы теперь, если бы стукнул с ходу оземь корабль, чтоб доказать команде свою правоту и оплошность Лантье. Но команда почти вся была уже на стороне пассажиров, письмо станции перебегало из рук в руки, и Жамен слышал, как неодобрительный ропот становился все гуще и гуще.
— Пусть вами управляет профессор по детским болезням! — ворчливо сказал Жамен и ушел по коридору в свою каюту.
— Что же мы стоим? — вдруг сказал высокий матрос. — Выбрасывай за борт!
Леруа вспыхнул и хотел опять разразиться речью, но вдруг улыбнулся: команда дружно начала выбрасывать за борт балласт — аккуратные мешочки с песком, с написанным на каждом весом.
Географ пошел к своим.
— Вы так там орали, дорогой, — встретил его профессор, — что сюда слышно было; ведь человек устал, спит.
— Ничего, все в порядке, — сказал Леруа и прилип к окну. Необозримое море песку раскинулось до самого горизонта. А моторы гудели, и корабль несся вперед к берегу океана в надежде найти там приют и помощь.
— Я вас умоляю — каждые десять минут посылайте радио, может быть, они примут и ответят, — говорил Рене наместнику Джибути.
А тот ходил по ковру кабинета с сигарой в зубах и повторял:
— Я совершенно не знаю, чем помочь, я телеграфировал в Париж.
— Надо делать, делать что-нибудь. Уже полсуток нет известий, у них могли стать моторы, выйти газ, и они в песках ждут голодной смерти, — говорил с тоской Рене.
Наместник пожал плечами.
— Ну, вот вы скажите мне, что же именно я могу сделать?
И наместник остановился перед Рене.
Как ни странно, вопрос этот застал Рене врасплох.
Действительно, как помочь дирижаблю, который неизвестно где? Рене старался поскорее придумать, но ничего не мог. Он подошел к карте земли Сомали, которая висела на стене кабинета, и стал соображать. Ах, зачем он не спросил Лантье, куда они хотят лететь. Да до того ли тогда было. Он старался поставить себя в положение своих оставленных товарищей. Вдруг ему ясно стало, что непременно к морю, к берегу океана должен был стремиться дирижабль. Море — это единственная дорога, по которой им может прийти помощь.