Джек Ричер, или Сплошные проблемы и неприятности

Чайлд Ли

– Скажи мне, что его сделал не Суон [4] , – произнес сраженный О’Доннел.

– Племянник или племянница, – предположила Нигли. – Подарок на новоселье.

– Которым он должен был пользоваться, на случай если они приедут в гости.

– А мне нравится.

Сразу за ящиком начиналась бетонная подъездная дорожка, ведущая к двойным воротам в ограде высотой в четыре фута. Параллельно дорожке шла бетонная тропинка, которая заканчивалась у калитки. Ограда была сделана из проволоки в зеленой пластиковой оплетке. На всех четырех столбах красовались крошечные металлические ананасы. Ворота и калитка

оказались закрыты. На обоих висела вывеска, купленная в магазине: «Берегитесь, злая собака!» Подъездная дорога вела к пристроенному гаражу на одну машину. Тропинка – к передней двери маленького простого бунгало, оштукатуренного и выкрашенного пропеченной солнцем коричневой краской. Над окнами нависли покрытые ржавчиной металлические карнизы, похожие на брови. Над дверью имелся такой же карниз, только подвешенный выше. В целом дом выглядел серьезным, строгим, солидным и приличным. Мужским.

4

Swan (англ.) – лебедь.

Тихим и безмолвным.

– Такое ощущение, что в доме пусто, – сказала Нигли. – Как будто там никого нет.

Ричер кивнул. Во дворе перед домом росла только трава, никаких растений, цветов или кустарника. Трава выглядела сухой и чуть-чуть высоковатой, словно старательный хозяин перестал поливать и косить ее недели три назад.

Системы безопасности нигде не было видно.

– Давайте заглянем в дом, – предложил Ричер.

Они вылезли из машины и подошли к калитке. Оказалось, что она не заперта, даже цепочки не было. Они направились к входной двери, Ричер нажал на звонок и стал ждать. Никакого ответа. По периметру дома шла тропинка, выложенная плитами. Они прошли по ней против часовой стрелки и обнаружили сбоку от гаража запертую дверь. У задней стены дома располагалась кухня, тоже запертая. Верхняя часть двери представляла собой стеклянную панель. Сквозь стекло они разглядели маленькую кухоньку, старомодную, не видевшую ремонта лет сорок, но чистую и рационально организованную. Никакого беспорядка или грязной посуды. Вся утварь из пятнистой зеленой эмали. Маленький стол и два стула. Пустые миски для собаки, аккуратно стоящие рядом на полу, покрытом линолеумом.

За кухонной дверью имелась раздвижная дверь с одной ступенькой, ведущей вниз, в патио. Там оказалось пусто. Раздвижная дверь тоже была заперта. За ней Ричер разглядел не до конца задернутые шторы. Спальня, одновременно служащая кабинетом?

Вокруг царила тишина. В доме тоже, если не считать едва различимого гудения, от которого у Ричера зашевелились волосы, а в голове прозвучал сигнал тревоги.

– Кухонная дверь? – спросил О’Доннел.

Ричер кивнул, и О’Доннел достал из кармана кастет, сделанный из керамики, но не имеющий ничего общего с чашками и блюдцами. Он был изготовлен из минерального порошка, весьма сложного по составу, отлит под огромным давлением и спрятан в эпоксидную пленку. Такой кастет был прочнее стали и, несомненно, тверже меди. А процесс отливки позволял придать поверхности самую разную форму и сделать на ней весьма опасные выступы. Получить удар таким оружием от человека с габаритами Дейва О’Доннела было все равно что получить удар шаром для боулинга, усеянным акульими зубами.

О’Доннел взял кастет в руку и сжал кулак. Затем подошел к кухонной двери и внешней стороной кулака постучал по стеклу, довольно аккуратно, словно пытался привлечь внимание хозяина дома, не напугав его. Стекло разбилось, и треугольный осколок влетел на кухню. Природа наградила О’Доннела

такой безупречной координацией движений, что костяшки его пальцев замерли в дюйме от острых краев стекла. Он еще два раза постучал, и в результате получилось отверстие, достаточное для того, чтобы засунуть в него руку. Он снял кастет, закатал рукав и повернул ручку двери изнутри.

Дверь открылась.

Никакой сигнализации.

Ричер вошел первым. Сделал два шага и остановился. Внутри дома гудение, которое он слышал чуть раньше, стало громче. А еще он уловил в воздухе запах. И то и другое не вызывало сомнений. Он слышал такие звуки и вдыхал такой запах гораздо чаще, чем ему бы хотелось.

Гудение означало, что в воздухе мечутся тучи обезумевших мух.

А запах – что здесь лежит мертвая плоть, разлагающаяся, гниющая, испускающая вонючие жидкости и газы.

Нигли и О’Доннел вошли вслед за ним и остановились.

– Мы же знали, – сказал О’Доннел, возможно, самому себе. – Это никакая не неожиданность.

– Это всегда неожиданность и потрясение, – возразила Нигли. – Надеюсь, так будет и дальше.

Она прикрыла нос и рот, а Ричер подошел к двери на кухню. На полу в коридоре ничего не было. Но запах стал сильнее, а гудение громче. Тут и там летали отдельные мухи, оторвавшиеся от остальных; большие, синие и блестящие, они жужжали и метались, с тихим шелестом ударяясь о стены. Они роились около полуоткрытой двери.

– Ванная, – сказал Ричер.

Планировка дома почти ничем не отличалась от дома Франца, только этот был просторнее, потому что участки в Санта-Ане больше, чем участки в Санта-Монике. Более дешевая земля, и все остальное больше. По центру дома шел нормальный коридор, и каждая комната была настоящей комнатой, а не уголком открытого пространства. В задней части кухня, в передней гостиная, разделенные солидным стенным шкафом. По другую сторону коридора две спальни, а между ними ванная комната.

Сказать, откуда шел запах, было невозможно. Он заполнил весь дом.

Но мух интересовала ванная.

Воздух был жарким и отвратительным. В доме царила тишина, если не считать безумного метания мух. Они были повсюду – на фарфоре, на плитках пола, на обоях, на деревянном полу.

– Оставайтесь там, – сказал Ричер и прошел вперед по коридору.

Два шага. Три. Остановился перед ванной. Толкнул дверь ногой, и на него набросился рой разозленных мух. Он отвернулся и помахал рукой в воздухе. Затем ногой распахнул дверь пошире. Снова помахал рукой и заглянул внутрь сквозь тучи жужжащих насекомых.

На полу лежало тело.

Собака.

Когда-то она была немецкой овчаркой, большой, красивой, весом в сто фунтов, может, сто десять. Пес лежал на боку. Шерсть потускнела и свалялась. Пасть была открыта. На языке, носе и глазах пировали мухи.

Ричер вошел в ванную, и мухи закружили вокруг его ног. В ванне никого не оказалось. Унитаз был пустым, там совсем не осталось воды. На вешалке висели нетронутые полотенца. На полу виднелись высохшие коричневые пятна. Не кровь. Выделения из отказавшего сфинктера.

Ричер выглянул наружу.

– Здесь его собака, – сказал он. – Посмотрите в других комнатах и в гараже.

Но они ничего не нашли в других комнатах и гараже. Ни признаков борьбы или насилия, ни самого Суона. Они снова встретились в коридоре. Мухи вернулись к прерванному пиршеству в ванной.

– Что здесь случилось? – спросила Нигли.

– Суон ушел и не вернулся, – ответил О’Доннел. – Собака умерла от голода.

– Она умерла от жажды, – поправил его Ричер.

Нигли и О’Доннел посмотрели на него.