Джек-Соломинка
Шрифт:
Глава III
Йомен, которого звали Джон Фокс, был однажды вызван по делу в замок к своему господину, сэру Готфруа Болдуину.
Дело было в Эссексе еще в 1376 году.
Джон Фокс считался зажиточным мужиком и держал землю от своего сеньора на арендных правах. Это был один из наиболее уважаемых граждан села, отец семерых детей, исправный плательщик налогов и добрый католик.
Господин позвал его для того, чтобы потолковать с ним о торговле шерстью, которую полагал наладить у себя в имении.
При беседе присутствовали
Джон Фокс в беседе, забывшись, положил руку на спинку кресла, где сидел сэр Готфруа. Тогда молодой Ральф Болдуин, не стерпев наглости мужика, в гневе вскочил с места и бывшим при нем охотничьим ножом отхватил начисто пальцы Джона Фокса — все четыре с правой руки, как они и лежали на спинке кресла.
77
Приор аббатства — настоятель в мужском католическом монастыре.
Фокс закричал и, обернув руку полой куртки, бросился из комнаты.
— Мужик, вернись, возьми свое мясо! — крикнул мастер Ральф Болдуин, на свою беду.
Джон Фокс вернулся и подобрал окровавленные обрубки пальцев.
После этого за ним дважды присылали из замка, но он там так и не показался. Залечив руку, он ушел в лес.
В молодости йомен был неплохим лучником, но с годами от сытой и спокойной жизни отяжелел и утратил былую меткость и сноровку. Однако в лесу он сбавил немного жиру и, ежедневно упражняясь, довел свое искусство до того, что, отводя своим единственным большим пальцем тетиву, он спускал ее с такой силой, что стрела, вылетая, пробивала насквозь молодое дерево.
Щит, обтянутый кожей, он окрасил в красный цвет и прибил к нему четыре высохших скрюченных пальца с длинными ногтями.
В лес к нему приходили разные люди, и он их всех принимал без разбора.
Сыновья приносили ему из села стрелы и луки, которые работал на продажу их сосед, Томас-лучник. Жена Джона Фокса не жалела для этого денег.
Вот с этими людьми и свел Джека-Соломинку сын кровельщика из Дэртфорда Уот Тайлер четыре года назад. И сейчас, покидая замок Тиз, Джек также надеялся найти у них пристанище.
Человек, который много времени проводит в замке или в городском доме, поглядев на снег, на низкое небо, на скучную белую дорогу, сказал бы, что зима в этом году еще не скоро придет к концу.
Несмотря на март, уже вторую неделю дует резкий северо-восточный ветер, солнце садится в огненные тучи, что опять предвещает ветер или мороз. Дятлы сносят шишки к гнездам, точно готовясь ко второй зиме, а вороний грай покрывает все остальные звуки в лесу.
Однако Джек шел посмеиваясь. Он-то наверное знал, что весна уже недалеко. Дело было не в том, что он снова нашел Джоанну, и не
Снег под деревьями был весь как будто источен червями, а на пригорке порыжел, как рыжеет белка к весне.
Сейчас уже не пробежишься по сугробам, они обрыхлели и осунулись, а вчера Джек видел полянку, вдоль и поперек пересеченную мелкими следками, как будто здесь шли заячьи танцы или хоровод. Зверь раньше человека предчувствует тепло и радуется ему.
Да и человек, если хорошенько прислушается, может различить легкий звон над лесом, похожий на звон хвои, — это капель. Это она источила снег под деревьями, это она, замерзая, звенит на ветру.
А за капелью уже недалека и настоящая оттепель.
Джек шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Однако не лесная капель и не заячьи следы привлекали сейчас его внимание.
Господа думают, что не мужицкое дело разбираться в грамоте. Они запрещают детям вилланов обучаться чтению и письму, а также уходить в ремесленники. Мужик должен сидеть на земле, а то, что получает с земли, отдавать сеньору. Мужик не должен ни читать, ни писать, а когда сеньор составляет с ним какой-нибудь документ, он не должен разбираться в его содержании. Сноситься мужикам из разных деревень также не следует: они друг от друга могут набраться вредных мыслей.
Однако, не умея читать и писать, мужики отлично сносились между собой, и, проходя белой пустой дорогой, Джек узнавал новости о своих друзьях. Правда, это было совсем не то, что извещение, написанное на пергаменте, но, если быть внимательным, можно понять многое.
Вот надломлена ветка сосны и повернута к югу. В этом месте следует пересечь дорогу и свернуть по тропинке, убегающей к Сэмфорду. Стоп! Горкой у подножия клена сложена груда камней. Джек оглянулся по сторонам и, поплевав на руки, схватился за гладкий ствол.
На клене, в узком, как рука, дупле, было старое беличье гнездо. Джек нащупал в нем камешки — один, два, три, четыре. Но что это должно обозначать? Четыре дня пути? Или четыре лье отсюда? Или четверо людей идут?
Но, как бы то ни было, продвигаться следовало на юг.
Порой на кустах, словно случайно упавшая, качалась ветка с шишками, иногда расщепленный сук был накрест перевязан травинкой, и Джек, разбирая все эти сообщения, продвигался вперед.
Свежесрубленный молодой дубок, лежавший поперек тропинки, извещал, что лесовики где-то здесь поблизости.
Однако какой сейчас следует подавать им сигнал? Не щелкать же соловьем и не свистеть же иволгой, когда кругом еще не стаял снег!
Джек прошел вперед по тропинке, свернул назад и вышел на маленькую белую поляну. Нигде ни следа. На деревьях и кустах — ни знака.
Не означает ли срубленный дубок, что лесовикам что-то стало помехой на пути и они свернули обратно?
Джек внимательно рассматривал мох у пня, булыжник у дороги, кусты и ветки. А на земле если и были какие-нибудь следы, за ночь их все запорошило снегом.