Джекпот
Шрифт:
Негодует она, когда Стив цветы ей на рабочее место приносит, она с коллегами что-то в своем «кубике» обсуждает, а он с места в карьер: То ту dear wife! (Моей дорогой жене!) – и розы свои сует. Со стыда готова провалиться: во-первых, работаем в одной фирме, по здешним меркам не очень хорошо, во-вторых, одни бабы вокруг, большинство незамужних, жутко завидущие, поедом есть начнут, и так разговоры о нас. Стива чуть не убила. Нашел где влюбленность демонстрировать. Второй раз беленится, когда Ветка, дочка, заболевает, – вдруг давление у нее падает, дикая боль головная, лежит пластом, Стив на фирме, у него вечерний график, а Маша давление толком мерить не умеет, не слышит удары. Так он отпрашивается с работы и мчится давление мерить. Измеряет и обратно в офис. Почти два часа туда-обратно. Ну, не чокнутый? Наверное, слишком сильно любить – плохо, а?
– Особенно если в ответ ничего, – слетает с Костиного языка.
– Ну почему же? Я Стива тоже люблю. По-своему.
Костя
Однажды Маша час держит его на телефоне. Не отпускает, признается: скучает по русской речи, на службе и дома один английский. Как Стив появился, дочки совсем русский забыли. Есть и другая причина, не произносится, но подразумевается – Костя ведь самый близкий ей по духу, по нутру мужчина. Слабое утешение такое – осознавать после того, как тебя бросили – без содрогания, мук, слез, просьб простить. Как ветошь отринули.
Костя ей откровенно, без утайки, свой взгляд, свое разумение. Может, и не прав, не объективен, однако говорит как на духу. Скверно, когда женщина верховодит в семье, так быть не должно, женская сила – в слабости, боготворении мужчины, безусловном подчинении ему, на этом любовь женская зиждется. А ты, Маша, много сильнее как личность, столько пережила, цену горю, страданию знаешь, девчонок одна на ноги ставишь, да и в сексе много опытнее. Что он знает и умеет, этот инфантильный мальчик, в наших условиях не живший, за кусок хлеба не боровшийся, не закаленный и не стойкий. Типичный продукт изнеженного, благополучного общества. У вас все разное, не стыкуемое. Ты мыслишь на одном языке, он на другом. У тебя одна культура, у него другая. Я в широком смысле, ты понимаешь… Жить с ним будешь хорошо, но должен остаться у внутри уголок сокровенный твоего, и только твоего, суверенный участок, куда никому нет хода – ни мужу, ни детям, никому. Он только тебе принадлежит, только тебе, и в нем твоя отрада и спасение. В нем ты вся, прежняя и настоящая, со всеми твоими причудами, упрямством, авантюризмом, жаждой новых ощущений, тягой к тому, чего не знаешь, но страстно желаешь узнать. И если я хоть каким-то образом смогу пребывать в этом уголке, самую малость, и помогать тебе жить, то буду счастлив.
Такую пламенную речь толкает Костя. В ответ – желанное, на что и надеяться перестал: «Мы должны увидеться. Я позвоню через неделю…»
Звонка нет. Ни через неделю, ни через две. Звонит спустя почти месяц, ни о какой встрече разговора не ведет и вдруг растерянно-изумленно: «Похоже, я попала. Мигом. Представляешь?»
С того момента что-то в Косте ломается. Больше не звонит Маше, не реагирует на ее сообщение на автоответчике: обошлось, месячные с опозданием пришли… Дважды находит его Маша на работе, он говорит, что занят с пациентом, перезвонит позже, и не выполняет обещание.
Так в жизнь мою прощание вошло.Как будто вновь сближение, и крутовдруг разрывает темная минутавсе то, что целой жизнью быть могло.Он вновь сходится с медсестрой из госпиталя. Если бы не она, много тяжелее пришлось бы после операции. Он благодарен ей, но дело не только в этом. Кто-то должен зализывать его раны. Эгоизм жуткий, презренный, он понимает, и тем не менее сегодня Элла нужнее ему, чем когда-либо, и не раздражает ее любовь. Не чувствует Костя покушения на свою свободу, ибо нет никакой любви с ее стороны, а есть бегство от одиночества, такое же, как у него, следовательно, в равном положении они.
А дни несутся стремглав, одинаковые до омерзения. Костя почти не играет в лотерею. Порой пропускает по две недели, а это четыре розыгрыша. Купленное по случаю пособие некой Гейл Ховард для наивно верящих в систему идиотов он, перебирая содержимое полок, запрятывает подальше. Пусть вообще на глаза не попадается. Всю эту ее пресловутую систему Костя наизусть знает. Комбинации составлять всегда из шести цифр, изучать выигравшие варианты и использовать наиболее часто встречающиеся цифры, избегать их повторения в двузначных числах, например 27 и 37, менять на единицу число, если в предыдущих выигрышах оно несколько раз присутствовало, скажем 15 на 14 или 16, ну и прочая хрень. А главное, верить в удачу, в свое счастье. «Сила вашего воображения может влиять на хороший или плохой результат…» Вот так. И уж категорически не советует Гейл уповать на слепой компьютерный выбор – «квик пик». Понятно, если играть «квик пик», то советы и рекомендации
На сей раз вновь забывает проверить результат в своем киоске. Раньше за ним такое водилось крайне редко – видно, полностью разуверился в успехе. На работе спохватывается и осаживает себя – чего волноваться, все едино впустую.
Газеты в этот день он не покупает, так что проверить результат негде. Поедет домой – проверит. Домой Костя попадает в половине десятого – герлфренд уговорила в кино пойти. Киоск закрыт. Утром бежит в корейскую лавку неподалеку – обед без свежих овощей он не признает. Набивает пакеты помидорами, огурцами, перцем и зеленью. На неделю хватит. И опять в спешке забывает в киоск заскочить. Только после работы, на обратном пути домой, всхомянулся. Останавливается у киоска, берет желто-розовую бумажку и в карман куртки – посмотрит дома.
И только после ужина, на диване напротив телевизора, достает Костя две бумажки одинакового колера и начинает колонки цифр сверять. Глаз автоматически, в доли секунды, фиксирует: две цифры угадал, одну угадал, опять одну, а тут и вовсе пустышка. Пятая комбинация, «квик пик», предпоследняя. Что-то мерещится. Ну да, первые три цифры вроде совпадают с выигрышными. Еще раз проверяет – все точно. Смешное совпадение, так не бывает, Гейл Ховард начисто такую возможность отрицает, а тут против правил: 12, 13, 14. Такое только бездушная железка по имени компьютер выдать может. Человеку даже спьяну в голову не придет подряд идущие цифры расположить. Зажимает большим пальцем правой руки остальные цифры. До этого камерой в радужной оболочке в тысячную долю секунды успевает схватить, запечатлеть схожесть, идентичность результата и его, Кости, комбинации, вслепую машиной отобранной, но как поверить?! Невозможно поверить. Так не бывает. Я ошибся, расхолаживает себя, чтобы после не переживать, по миллиметрику отодвигает подушечку пальца, вот уже ясно проступают очертания четвертой цифры: 2. Еще миллиметрик, еще – и к двойке четверка прибавляется. 24. Черт возьми, совпадает! Следующая выигрышная цифра – 37. Подушечка пальца неслышно ползет, дыхание останавливается. Совпадает! С ума сойти! Остается последняя. Боже, неужто ты есть на свете?! Есть, несомненно есть, иначе был бы ты, Константин Ильич Ситников, уже мертвецом, не дожившим считаные часы до своего дня рождения, и не успели бы сделать тебе операцию на открытом сердце. Но чтобы так быть обласканным Божьей милостью… За что благодать, за какие такие заслуги перед человечеством?! Ползет подушечка пальца, а изнутри рвется сумасшедшее, на части раздирающее ликование.
Yes!!! Да, да, да!!! Толчком и обмиранием, горла судорожным перехватом, ударами пульса гулкими и редкими, как при брадикардии, выпученными, все еще не верящими зрачками – провозвестниками невозможного, неправдоподобного, несбыточного, примстившегося – и уже реального. Чуда.
Кружит Костя по комнате растерянно, что-то невнятное, несвязное бормочет, грудь со шрамиком посередине распирают восторг и немыслимый, неведомый ранее сладкий ужас. Не знает, что делать, звонить ли кому, бежать ли куда. Бумажку желто-розовую на ладони держит, не знает, где ей место найти. Снова и снова сверяет цифры: слева направо и наоборот. Нет, не сон это… Звонить. Куда, кому? Дочери, подруге своей из госпиталя, Маше? Почему-то Машу вспоминает. Жаль, поздно свершилось. Опоздал. А пошла бы за него – миллионщика? Звонить не станет. Потом, потом. Сколько же выиграл? В квиточке, или как там его назвать, оглушающая цифра – 27 миллионов. Одному ему, единственному, счастье выпало, в билете отражено. Прячет билет в толстом томе Макса Лернера America as a civilization» («Америка как цивилизация»), купил в Москве за месяц до эмиграции, на русском, заглавие переводчики дали: «Развитие цивилизации в Америке», – ну конечно, мыслимо ли в России какую-то там Америку как цивилизацию рассматривать… В томе этом Костя документы хранит: паспорт, кредитки, иногда деньги наличные. Наскоро одевается и на улицу, в киоск, где билет купил. Зачем, сам не знает. Еще раз проверить билет, узнать, что делать дальше? Нет, узнавать нельзя – это отныне тайна. Его тайна.
Киоск еще открыт, народу никого, за прилавком долгоногий узколицый пакистанец с темной, как от стойкого загара, кожей, в газету уставился. Отрывает глаза и заученно, бесцветно, равнодушно: Can I help you? (Чем могу помочь?) L звучит мягко, нежно, ласково – акцент такой у пакистанцев и индусов. Эх, мил-человек, ты уже мне так помог, так помог, что и слов нет для благодарности. Узколицый продал Косте счастливый билет, именно он, а не сменщик – толстяк с заячьей губой. Только тут замечает Костя от руки, красным фломастером, крупными буквами намалеванный лист плотной бумаги. Рядом со стойкой закреплен, на высоте головы, чтобы все видели. Надо полагать, вчера еще вывешен. Объявляет, что кто-то, купив билет именно здесь, джекпот выиграл, двадцать семь миллионов. Кто-то? Не кто-то, а он, Костя Ситников, десять лет живущий в стране, вкалывающий на скучной, занудной работе как папа Карло, впрочем, кто здесь не папа Карло…