Дженни Герхардт
Шрифт:
— Вид у него ничего, — сообщал он Дженни. — Он, по-моему, еще поживет. Ты не тревожься.
Веста тоже проводила много времени с дедом, к которому нежно привязалась. Она вслух учила уроки в его комнате, если это ему не мешало, или, оставив его дверь открытой, играла ему на рояле. Лестер подарил ей красивую музыкальную шкатулку, и Веста иногда заводила ее у Герхардта в комнате. Случалось, что его тяготило все, кроме Дженни, ему хотелось остаться наедине с ней. Тогда она тихонько сидела подле него с рукоделием. Ей было ясно, что скоро наступит конец.
Верный себе, Герхардт обдумывал все, что нужно будет сделать после его смерти. Он пожелал, чтобы его похоронили на маленьком лютеранском кладбище здесь же, на Южной стороне, и чтобы заупокойную службу служил полюбившийся ему пастор из той церкви, в которую он всегда ходил.
— Пусть все будет просто, — сказал он. — Наденьте на меня черный костюм и мои воскресные штиблеты и галстук черный, шнурком. Больше мне ничего не надо. Так будет хорошо.
Дженни просила его не говорить о таких вещах, но ему это доставляло удовольствие. Однажды, часа в четыре дня, им овладела страшная слабость. Дженни держала руки отца, следя за его дыханием; раза два он открыл глаза и улыбнулся ей.
— Я не боюсь смерти, — сказал он. — Я сделал, что мог.
— Не нужно говорить о смерти, папа, — взмолилась Дженни.
— Все равно конец, — сказал он. — Ты была добра ко мне. Ты хорошая женщина.
Это были его последние слова. К пяти часам его не стало.
Спокойный и ясный конец этой тяжелой жизни глубоко потряс Дженни. В ее добром, отзывчивом сердце Герхардт жил не только как отец, но и как друг и советчик. Теперь он предстал перед ней в своем истинном виде — честный, трудолюбивый немец, все силы положивший на то, чтобы поднять семью и прожить безгрешную жизнь. Дженни была самым тяжким его бременем, но он так до конца и не узнал всей правды о ней. Она думала о том, где-то он теперь, знает ли, что она ему солгала. И простит ли он ее? Ведь он сказал, что она — хорошая женщина.
Всем детям послали телеграммы. Басс ответил, а на следующий день приехал и сам. Остальные телеграфировали, что не могут приехать, и просили сообщить все подробности. Дженни написала им письма. Лютеранский священник прочел над покойником молитвы и сговорился о дне похорон. Устройство их было поручено толстому, самодовольному агенту из похоронного бюро. Зашел кое-кто из соседей — как-никак, не все они порвали знакомство с этим домом. Похороны состоялись на третий день. Лестер вместе с Дженни, Вестой и Бассом отправились в краснокирпичную лютеранскую церковку и мужественно высидел до конца скучную, сухую службу. Он покорно прослушал длинную проповедь о блаженстве загробной жизни, досадно поеживаясь при упоминании о преисподней. Басс тоже скучал, но вел себя, как подобало случаю. Герхардт уже давно стал для него чужим человеком. Одна Дженни искренне оплакивала отца. Перед ней проходила вся его жизнь — долгие годы, полные забот и лишений, то время, когда он ходил по дворам пилить дрова и когда жил на чердаке над фабричным складом, убогий домишко на Тринадцатой улице, мучительные дни на Лорри-стрит в Кливленде, все горе, причиненное ему грехами дочери и смертью жены, его нежные заботы о Весте и, наконец, эти последние недели перед смертью.
«Он был очень хороший человек, — думала Дженни. — Он так старался, чтобы все было к лучшему». Когда запели гимн «Господь нам сила и оплот», она разрыдалась.
Лестер потянул ее за рукав. Он был глубоко взволнован ее горем.
— Нельзя же так, — шепнул он. — Подумай о других. Я не могу видеть твоих слез, кажется, сейчас встану и уйду.
Дженни утихла, но она чувствовала, как рвутся последние осязаемые нити, связывавшие ее с отцом и сердце ее обливалось кровью.
На лютеранском кладбище, где Лестер распорядился купить место, простой гроб опустили в могилу и засыпали землей. Лестер задумчиво поглядывал на голые деревья, на сухую, побуревшую траву, на разрытую лопатами бурую землю прерии. Кладбище было убогое, бедное — последний приют рабочего человека, но раз Герхардт хотел, чтобы его похоронили именно здесь, значит так и нужно. Лестер всматривался в худое смышленое лицо Басса и гадал, какие планы тот строит на будущее. Почему-то ему казалось, что у Басса успешно пошла бы табачная торговля. Он видел, как Дженни вытирает покрасневшие глаза, и снова говорил себе; «Да, это поразительно». Чувство ее было так непритворно и сильно. «Хорошая женщина — это необъяснимая загадка», — думал он.
Все вместе они возвращались домой по пыльным, ветреным улицам.
— Дженни слишком близко принимает все к сердцу, — сказал Лестер. — Уж очень она впечатлительна, вот жизнь и представляется ей мрачнее, чем она есть на самом деле. У всех у нас свои горести, у кого больше, у кого меньше, и нужно с ними как-то справляться. Неверно, будто одни люди намного счастливее других. Забот на всех хватает.
— Что же я поделаю, — сказала Дженни, — когда мне так жалко некоторых людей.
— Дженни всегда была чувствительная, — вставил свое слово Басс.
Он все время думал о том, какой Лестер замечательный человек, как богато они живут, какой знатной дамой стала его сестра. Видно, он в свое время не понял, что она собой представляет. Как странно получается в жизни — ведь еще совсем недавно он считал, что Дженни ни на что не годится и жизнь ее безнадежно загублена.
— Ты все же постарайся взять себя в руки, пойми, что нельзя каждое событие в жизни принимать как катастрофу, — сказал Лестер напоследок.
Басс был с ним вполне согласен.
Дженни молча глядела в окно кареты. Вот сейчас они вернутся в огромный тихий дом, а Герхардта там уже нет. Подумать только, что она больше никогда его не увидит. Карета свернула во двор. В гостиной Жаннет, притихшая и заплаканная, уже накрывала стол к чаю. Дженни занялась привычными домашними делами. Ее не оставляла мысль, что-то с ней будет после смерти.
Глава LII
Лестер отнесся к смерти Герхардта довольно равнодушно, он только сочувствовал Дженни, Сам он ценил в старике его бесспорные достоинства, но личной привязанности к нему не питал. Он увез Дженни на десять дней к морю, чтобы дать ей отдохнуть и оправиться, а вскоре после возвращения в Чикаго решил наконец посвятить ее в свои дела и вместе с ней обсудить положение. Задачу эту отчасти облегчало то обстоятельство, что о неудаче его земельных операций Дженни уже знала. Не были для нее тайной и его визиты к миссис Джералд. Лестер сам ей говорил, что поддерживает это знакомство. Один раз миссис Джералд пригласила его в гости вместе с Дженни, но сама к ним не приехала и, как хорошо понимала Дженни, не собиралась приезжать. Похоронив отца, Дженни все больше стала задумываться о своей дальнейшей судьбе; на брак с Лестером она уже не надеялась, и ничто в его поведении не давало ей повода для таких надежд.
Случилось так, что в это время Роберт тоже пришел к выводу о необходимости решительных действий. Он более не считал возможным повлиять на самого Лестера — с него достаточно было прежних попыток, — но почему бы не попробовать договориться с Дженни? По всей вероятности, она может внять голосу разума. Если Лестер до сих пор на ней не женился, она, конечно, понимает, что это не входит в его намерения. Нужно поручить какому-то надежному третьему лицу повидаться с ней, объяснить, как обстоит дело, и, разумеется, предложить ей солидное обеспечение. Может быть, она согласится уйти от Лестера и покончить с этой неприятной историей. Лестер, как-никак, ему брат, обидно будет, если он потеряет свое состояние. Роберт теперь мог позволить себе этот великодушный жест, — он успел основательно прибрать к рукам дела нового треста. В конце концов он решил, что самым подходящим посредником будет мистер О'Брайн из юридической конторы «Найт, Китли и О'Брайн». Он любезен, добродушен, обходителен, даром что юрист. Он сумеет деликатно разъяснить Дженни, как смотрят на нее родные Лестера и чего сам Лестер лишится, если не порвет с ней. Если Лестер женат, О'Брайн сумеет об этом разузнать. Дженни будет обеспечена, она получит пятьдесят, сто, пусть даже полтораста тысяч долларов. Роберт вызвал к себе мистера О'Брайна и дал ему соответствующие инструкции, предварительно разъяснив, что, поскольку он является душеприказчиком Арчибалда Кейна, в его обязанности входит позаботиться о том, чтобы Лестер принял надлежащее решение.
Мистер О'Брайн отбыл в Чикаго. Прямо с вокзала он позвонил Лестеру и к полному своему удовлетворению узнал, что тот на весь день уехал из города. Тогда он отправился в Хайд-Парк и вручил Жаннет свою визитную карточку. Через несколько минут к нему вышла Дженни, не подозревавшая, с каким важным поручением он к ней явился. Мистер О'Брайн поздоровался с ней изысканно любезным тоном.
— Я имею удовольствие говорить с миссис Кейн? — спросил он, склонив голову набок.
— Да, — ответила Дженни.