Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
Дженни остановилась, не договорив того, что хотела сказать. В тишине гостиной она задумчиво глядела на черноволосую девушку. Во время разговора были минуты, когда Лоуэна держалась застенчиво и замкнуто, словно чего-то боялась и тревожилась, но когда она улыбалась, то вся ее повадка делалась наивной и доверчивой, как у беззаботной девочки-школьницы. Чем дальше Дженни смотрела на нее, тем привлекательней и трогательней она ей казалась. Густые волосы Лоуэны были черные с синим отливом, кожа смуглая, словно от загара. Она была тоненькая, среднего роста, с изящными руками и мягкими чертами лица и выглядела не старше двадцати с чем-нибудь лет.
— Я,
Лоуэна улыбнулась.
— Я очень рада, что вам нравятся мои волосы.
— Мне они очень нравятся, — сказала Дженни с чувством. Несколько минут она молчала, пристально глядя на девушку из своего угла. — Только не помню, чтобы я видела у кого-нибудь такую темную кожу, как у вас. То есть, кроме как у настоящих негритянок. — Она опять помолчала, потом прибавила: — Я хочу сказать, у мулаток.
Сжав руки еще крепче, Лоуэна тревожно улыбнулась.
— Это потому, что я отчасти индианка, — сказала она. — Отец моей матери… мой дедушка…
— Понимаю, — заметила Дженни, еще пристальнее разглядывая девушку и медленно кивая головой. — Понимаю, — повторила она еще раз. — Сама бы я нипочем этого не распознала, если бы вы не сказали мне. По совести говоря, я уж начала сомневаться. Столько везде видишь мулатов, что просто диву даешься, какое нынче пошло смешение рас. Во всяком случае, настоящих индейцев, говорят, осталось не так уж много в этой части страны. Я слыхала, что совсем недавно их было много — пока они не начали смешиваться с белыми. А может, и наоборот — белые с ними, оно больше похоже на правду. Да ничего другого и ждать не приходится, кроме смешения, такова уж человеческая природа, стоит только посмотреть на всех этих мулатов в Сэллисоу, сразу увидишь, как это верно. Много идет разговоров насчет того, чтобы белые и негры держались подальше друг от друга и не смешивались, но ведь это только одна болтовня. Это днем слышишь такие разговоры, а как ночь придет, они больше ничего не значат. Сама знаю, если б я была мужчиной…
В прихожей громко и настойчиво зазвонил телефон. Дженни хотела было не обращать на него внимания и не подходить к нему, в уверенности, что это вызывают Бетти, но звонки повторялись раз за разом, и ее это раздражало.
— Визи, подойди к телефону и, кто бы ни звонил, скажи, что никто в этом доме с ним разговаривать не станет, а если он позвонит еще хоть один раз, я с ним церемониться не буду. И скажи ему, что это велела передать Дженни Ройстер.
Встав со стула и просеменив через гостиную своими короткими ножками, Шорти вышел в прихожую. Поговорив с кем-то по телефону, он вернулся и стал в дверях.
— Это судья Рэйни, он сказал…
— Что?
— Судья Рэйни сказал…
— Майло Рэйни! — воскликнула Дженни. — Этот трус, этот старый мошенник! Взбеленился он, что ли, что такие шутки проделывает! Вот уж никогда не думала, что он станет звонить Бетти Вудраф! Оказывается, он не лучше других мужчин в городе! Дайте-ка я с ним поговорю! Я ему скажу такое, что он до старости не забудет!
Дженни уже поднималась с дивана, как вдруг заметила, что Шорти отрицательно мотает головой.
— Судья Рэйни не говорил, что хочет разговаривать с Бетти, это насчет вас.
— Насчет меня? — спросила Дженни, смягчившись. Она тяжело опустилась на диван. — Хочет со мной говорить?
— Он вот что сказал: чтоб я спросил вас, не можете ли вы зайти к нему ненадолго. Он сказал, что ему нужно поговорить с вами о чем-то очень важном.
Глубоко вздохнув, Дженни откинулась на спинку дивана и сложила руки на животе.
— Ну, это совсем другое дело. Скажи Майло, что я буду у него, как только освобожусь — мне остается тут кое-что закончить. Только не смей передавать того, что я минуту назад говорила.
Шорти, вернувшись в гостиную и взобравшись на стул, что-то ворчал себе под нос.
— Ну, Визи, что в этот раз сказал тебе Майло на своем иностранном языке?
— Он сказал «компас — не компас»[6], что-то в этом роде.
— Не обижайся, Визи. Это он обращается с тобой по-дружески и хочет показать, что ты ему нравишься.
— Как-нибудь на днях я ему тоже придумаю такое — прозвище, что он взбесится, на каком бы языке ни говорил.
Удивляясь, о чем это судье понадобилось говорить с ней, Дженни нервно постукивала пальцами по подлокотнику дивана.
— Ведь вы все-таки сдадите мне комнату, мисс Ройстер? — услышала она вопрос Лоуэны.
Шорти, опять ухмыляясь, начал болтать ногами.
— Ну что ж, — ответила Дженни, глядя со своего места на Лоуэну и кивая ей, — мне кажется, вы очень хорошая девушка, и я решила сдать вам комнату.
— Спасибо, мисс Ройстер, — живо ответила Лоуэна.
— Но вы должны мне обещать одну вещь, в сущности даже две вещи.
— Какие же?
— Я хочу, чтобы вы обещали мне запирать вашу дверь на ночь — обязательно. Этот вот Визи Гудвилли, он мой любимый постоялец. Хоть он и маленький, это еще ничего не значит, понятия у него, как у настоящего мужчины. И я вовсе не желаю слышать, как жильцы топают наверху, бегая из комнаты в комнату. Этого я не потерплю. А еще вы должны обещать, что если у вас будут свидания с посторонними мужчинами, так пускай они видятся с вами в этой гостиной, или ведут вас в кино, или еще куда-нибудь. Но только чтобы вы не уходили одна из дому, чтобы встретиться с мужчиной где-то еще. Из-за этого у меня уже были неприятности, и я твердо решила положить этому конец, раз и навсегда.
Лоуэна взглянула на Шорти, потом снова перевела взгляд на Дженни.
— А какого рода эти меблированные комнаты? — спросила она тревожно.
— В высшей степени приличные и респектабельные, — обиженно ответила Дженни. — И с этих пор только для порядочных девушек.
Лоуэна натянуто улыбнулась.
— Надеюсь, вы не подумали, что я непорядочная. И, конечно, я не хотела бы жить в доме, который не считается приличным.
— Деточка, я очень рада, что вы это говорите. Вам только остается доказать, какая вы хорошая.