Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
Дженни встала с дивана.
— Я теперь очень тороплюсь. Мне надо пойти сделать один визит, пока еще не очень поздно. Насчет платы мы уговоримся утром, когда будет свободное время. Но пусть вас это не беспокоит. С платой все будет по-честному. Можете положиться на меня, я лишнего не возьму.
Дженни обернулась и подозвала Шорти.
— Визи, покажи Лоуэне, как пройти в ту свободную комнату, что напротив Бетти. А по дороге покажи ей кстати, где ванная. И когда поднимешься наверх, постарайся не шуметь — совсем не шуметь! — я хочу, чтобы Бетти не будили до самого утра. И еще одно, Визи. Как только ты покажешь ей, куда идти,
Выйдя из гостиной, Дженни подождала внизу у лестницы, пока Лоуэна возьмет свой чемодан. Шорти уже начал подниматься по лестнице, когда Дженни положила руку на плечо Лоуэне.
— Погодите минутку, — сказала ей Дженни.
Она пристально разглядывала Лоуэну в ярком свете прихожей.
— В чем дело? — беспокойно спросила Лоуэна, переводя дыхание и ставя чемодан на пол. — Почему вы на меня так смотрите?
Дженни все смотрела на нее испытующим взглядом.
— Мне любопытно было бы знать, — с расстановкой сказала Дженни, вертя головой то в одну, то в другую сторону. — Просто ужасно хотелось бы знать. Вас никогда не принимали за мулатку… за негритянку?
Губы Лоуэны задрожали.
— Свет в гостиной немножко тусклый, — сказала Дженни, — я вас плохо разглядела, пока мы не вышли сюда.
— Зачем вы про это спросили? — сказала Лоуэна, и слезы выступили у нее на глазах. На мгновение она закусила губу. — Зачем?
— Не знаю, — ответила Дженни, качая головой. — Не знаю, зачем я об этом спросила. Должно быть, это было первое, что пришло мне в голову.
— Я же вам сама сказала, — быстро заговорила Лоуэна, стараясь удержать слезы. Она опять закусила губу. — Не надо было про это спрашивать!
Дженни протянула руку и погладила ее по плечу.
— Деточка, мне очень жаль, что я про это спросила, — ответила Дженни, подходя ближе и похлопывая ее по руке, — я же не хотела вас расстраивать. Всегда говорю первое, что в голову взбредет, а потом жалею. Но я никогда до сих пор не видела индианок и просто не могла не поинтересоваться на этот счет. Но все равно, мне кажется, тут и кому-нибудь другому легко было бы ошибиться, столько у нас в стране развелось мулатов, и с каждым днем их все больше становится.
Лоуэна попятилась так, что Дженни не могла до нее дотянуться. Рука Дженни повисла в воздухе.
— Я горжусь тем, что я есть! — с трудом выговорила она. — Я все равно гордилась бы, кем бы я ни была — негритянкой или индианкой! Горжусь не меньше, чем вы или кто угодно из белых!
Подхватив чемодан, Лоуэна быстро побежала вверх по лестнице. Она заплакала, добежав до второго этажа, где Шорти поджидал ее, чтобы показать ей дорогу к комнате в конце коридора.
Дженни стояла внизу под лестницей, глядя на Лоуэну, пока та не скрылась из виду. Слезы выступили на глазах Дженни, и ей пришлось вытереть их, чтобы хоть что-нибудь видеть. После этого она надела пальто и вышла из дому.
9
Судья Рэйни щедрой рукой налил виски в стакан и подал его Дженни. В стакане лежал кубик льда, но воды в нем не было.
— Это не для того, чтобы вы согрелись, — сказал он торжественно. — А для того, чтобы вокруг вашей головы появилось сияние и я бы им любовался.
— Я не захватила с собой мой любимый цветок, чтобы полить его, Майло, — сказала она, смеясь так, что затряслась грудь. — Я ушла из дому второпях и совсем забыла про него. Уж очень меня разволновал ваш личный вызов по телефону.
Он налил себе виски и бросил в стакан маленький кубик льда.
— Вам не понадобится ваш любимый цветок нынче вечером, Дженни, — сказал судья без улыбки, усаживаясь в кресло перед камином. — И воды сегодня не будет, чтобы поливать его. Скаредный кусочек льда — вот и все, что следует класть в стаканчик виски.
Отхлебнув виски и поставив стакан на столик рядом с собой, судья Рэйни достал кочергу из-под очага и энергично помешал горящие уголья на решетке. Искры вихрем полетели в трубу, и пламя осветило их лица красным блеском.
Ночь была холодная, но не морозная, и от камина в библиотеке стало тепло и уютно. У судьи Рэйни было большое собрание законов, и почти все книги он держал у себя дома, чтобы они были у него под рукой по вечерам. Кроме того, его адвокатская контора на восточной стороне городской площади была настолько мала, что в ней едва хватало места для конторских книг и текущих дел.
Глядя на него в молчании, Дженни удивлялась, почему он сегодня такой серьезный и озабоченный. За все годы знакомства с ним она никогда не видела его настолько погруженным в мысли и так глубоко взволнованным. Он ни разу не улыбнулся за все время, что она с ним сидела.
— Дженни, — через некоторое время сказал он, не глядя на нее, — мне нужно поговорить с вами об очень важном деле. — Он раз за разом ударял по углям на решетке. Кружась роем, искры летели в трубу. — Вот почему я и попросил вас прийти сюда сегодня вечером — даже в такой поздний час. Будь это обычное дело, я бы сам пришел к вам, но тут я решил, что нам понадобится уединение для такого важного разговора.
Дженни наклонилась вперед.
— Что такое, Майло?
Судья Рэйни положил кочергу на место и откинулся на спинку глубокого кожаного кресла. Он долго раскуривал свежую сигару, словно обдумывая то, что собирался сказать, и решая, как лучше изложить это.
— О чем это, Майло?
Он выпустил дым к потолку.
— Дженни, как раз перед тем, как я собрался домой, до меня дошли очень тревожные слухи…
— Если это про Бетти Вудраф, так я уже все знаю, Майло. И к тому же из первых рук. Бетти недавно вернулась домой и рассказала мне все, что случилось нынче вечером в этом пансионате. Она была так расстроена, что мне пришлось уложить ее в постель и дать ей снотворное, чтобы нервы у нее пришли в порядок, и теперь, я думаю, она успокоится. Это вас она должна благодарить за то, что вы остановили Стэнли Причарда и шерифа Хафмена и не позволили им поступить с ней так, как они хотели, и я тоже благодарю вас. Грешно и стыдно было бы запереть такую девушку в нашу ужасную тюрьму. Знаю я эту тюрьму. Все то же, что было и двадцать лет назад, только еще хуже. Шерифы и тюремщики всю ночь ходили бы к ней в камеру и лезли бы к ней в постель, а бедной девушке так-таки не дали бы и слова сказать. Но вот чего я не могу переварить — как это у проповедника Клу хватило наглости поехать в пансионат и…