Дженни. Ближе к дому

Колдуэлл Эрскин

Манере Колдуэлла чужды шумные декларации и протесты против социальных зол и людских бед. Чаще всего он негромко и внешне спокойно, обстоятельно рассказывает о событиях, леденящих душу, как о чем-то обыденном и заурядном. Да ведь в том-то и сила его слова, что все рассказываемое им и есть повседневное, прочно вошедшее в привычный для американцев уклад жизни, ставшее органической частью их существования. О том, насколько точно попадает в избранную мишень заложенный в лучших произведениях писателя заряд благородного и глубоко человечного негодования, лучше всего свидетельствуют многочисленные попытки тем или иным способом «обезвредить» его книги. Чаще всего их замалчивали. Когда же одного заговора молчания оказывалось недостаточно, из архивной пыли извлекались законы о нарушении пристойности — те самые

законы, на которые официальные и неофициальные «эксперты» старательно закрывают глаза, когда дело идет о щедром финансировании полупорнографических, бульварных романчиков и изобилующих фривольностями бродвейских спектаклей и голливудских боевиков. А ведь именно под предлогом борьбы с непристойностью в свое время был наложен запрет на инсценировку «Табачной дороги» и возбуждалось судебное дело против романа «Акр господа бога». Между тем, как обстоятельно показывает в своей статье А. А. Елистратова, советский исследователь творчества Колдуэлла, в ряду книг, в которых писатель «отказывался от сентиментальных прикрас и лжеоптимистических уловок в изображении социальных «низов» Америки», в которых «тупой и жестокий «идиотизм деревенской жизни» представал во всей своей потрясающей уродливости», роман «Табачная дорога» занимает далеко не последнее место^[13].

Эрскин Колдуэлл тем в первую очередь и близок русским читателям, что он является носителем той же реалистической традиции, которая органически присуща нашему искусству, нашей литературе. О своей верности реализму в литературе Колдуэлл неоднократно говорил и писал по разным поводам. Осенью 1959 года на встрече с сотрудниками журнала «Иностранная литература» в Москве он сказал: «Я всегда был и буду реалистом в своем творчестве, я писал о жизни, которую знал, потому что сам жил ею»^[14]. Речь шла о его произведениях тридцатых годов.

Очень характерно и другое признание писателя, свидетельствующее не только о его верности реализму в искусстве, но и о внутренней связи художника с русской реалистической школой. В ряду многочисленных высказываний о А. П. Чехове, полученных редакцией журнала «Иностранная литература» в дни празднования столетия со дня рождения писателя, есть отклик и Эрскина Колдуэлла. При обычной для Колдуэлла сдержанности поражает то глубокое волнение, которым проникнуты его слова о Чехове. Особенно, пожалуй, значительны следующие строки:

«Гений Чехова известен во всем мире и на всех языках, и нигде влечение к нему читателей не ослабевает со временем. Причина этого проста. Чехов обладал глубоким знанием жизни, человеческих надежд, побед и поражений: он понимал всех людей и поэтому умел так рассказать об одном человеке, что рассказ этот приобретал всеобъемлющее значение»^[15].

Хотя у нас нет ни малейшего намерения приклеить американскому писателю, как это любят делать иные критики, наименование «американский Чехов», мы в то же время не можем не отметить некоторое сходство в манере этих двух писателей: обоих глубоко занимает судьба данного отдельного человека, оба пристально всматриваются в него самого и в его жизнь, умело показывают увиденное читателю, предоставляя ему поразмыслить и сделать свои заключения и обобщения. Любопытно, что в самой американской литературе среди предшественников Колдуэлла значительно труднее найти близкого ему по духу писателя. Для своей страны художник очень самобытен. Нельзя припомнить также, чтобы он выражал свои личные симпатии к кому-нибудь из писателей США. Он склонен, скорее, бравировать тем, что почти никого из американцев не читает.

Уже говорилось, как разнообразны сюжеты и темы в творчестве Колдуэлла. В книге «Назовите это опытом» среди вопросов, задававшихся ему в разные годы его литературной деятельности, он приводит такой: «Вы слишком много пишете о бедняках. Почему вы не пишете о приятных сторонах жизни?» — и тут же свой ответ: «Людей, которым доступны приятные стороны жизни, меньше, чем людей, несущих на себе ее тяготы. Когда эти социальные явления перестанут существовать, я увижу, что нет больше смысла писать о воздействии нищеты на души людей».

Пожалуй, именно здесь, в этой книге, он впервые с такой предельной ясностью выражает свое отношение к писательскому долгу, к задачам литературы. Позднее он не раз возвращается к той же мысли. За месяц до выхода в свет «Дженни» Колдуэлл говорит в одном из газетных интервью:

«Я сделал в ней то, что делаю всегда начиная с появления «Табачной дороги»: раскрываю одну из социальных проблем. Для меня это единственная платформа для создания произведения, которое имело бы какую-то устойчивую ценность…»^[16]

Вряд ли есть необходимость перечислять здесь проблемы, которые в разные годы занимали Эрскина Колдуэлла. Выбор их во многом определялся самой американской жизнью последних десятилетий, а она щедро поставляла внимательному наблюдателю все новые и новые объекты для размышлений. И все же одной из наиболее значительных социальных проблем, прочно занявшей свое место в творчестве Колдуэлла, несомненно, является проблема расового неравенства в Соединенных Штатах Америки. Было бы, однако, преувеличением утверждать, будто она проходит красной нитью через все его творчество. Оглядываясь назад, мы видим, что временами он надолго отходил от этой темы. Но, подобно тому, как Уильям Фолкнер еще в молодости, в 1926 году, написал роман «Солдатское возмездие», резко осуждавший империалистическую войну и ее пагубное воздействие на судьбы людей, а затем много лет спустя (в 1954 году) вернулся к той же теме в романе «Притча», так и Колдуэлл в своем творчестве неоднократно возвращается к проблеме угнетения и преследования негров.

Первой его книгой на эту тему был известный советским читателям роман «Случай в июле» (1940 г.)^[17]. В 1949 году опубликована повесть «Местечко под названием Эстервилл», где та же тема находит дальнейшее развитие.

В уже упоминавшейся беседе в Москве осенью 1959 года Эрскин Колдуэлл на вопрос, почему расовая проблема, которая, несомненно, актуальна для Америки и наших дней, не занимает больше его воображения, ответил так: «Я написал два романа о неграх — «Случай в июле» и «Эстервилл»… Я считаю, что исчерпал эту тему, и больше писать об этом не могу»^[18].

И вот в книге, которую наш читатель держит сейчас в руках, — два новых романа Эрскина Колдуэлла, где та же проблема по-прежнему стоит в центре его внимания. А ведь со времени только что приведенного заявления писателя до выхода первого из этих романов не прошло и двух лет: «Дженни» появилась в США в феврале 1961 года, а «Ближе к дому» — в середине 1962 года. Естественно, возникает вопрос, какие события или побуждения заставили писателя изменить свое решение, еще и еще раз поднять свой голос против вопиющей исторической несправедливости — угнетения и преследования двадцатимиллионного негритянского народа Америки.

Вот почему автор этих строк не удержался от соблазна узнать, что скажет по этому поводу сам Колдуэлл, и обратился с письмом к нему. И вот что содержалось в ответном послании из Калифорнии, датированном 14 марта 1963 года:

«Отвечу прежде всего на Ваши вопросы. Написав «Случай в июле» и «Эстервилл», я действительно испытывал в то время такое чувство, будто полностью выразил свое отношение к социальному неравенству негров в Америке. Это было до принятия нашим правительством законодательных мер, направленных к ликвидации расовой сегрегации на Юге. Эти меры оказались настолько неудовлетворительными для негров (да и поныне это так!), что я почувствовал необходимость вернуться в своем творчестве к проблеме несправедливости социального и политического положения негров на Юге, ибо она — эта несправедливость — по-прежнему существует и вынуждает негров жить на положении граждан второго сорта. Иными словами, законодательство не сумело вытравить укоренившиеся предрассудки по отношению к неграм. На крайнем Юге страны существуют обширные территории, где постоянно возникают антинегритянские настроения. Больше того, даже американцы младших поколений и студенчество заражаются ими в этой атмосфере. Вот почему от романистов Америки потребуется еще много серьезных усилий, чтобы покончить с несправедливостью этой антиобщественной системы. Если говорить о самом себе, то я пишу о том, что наблюдаю и чувствую. Я верю, что зрение мое остро, и знаю, что чувства мои человечны. А только так я и хочу писать…»