Джентльмен в черной маске
Шрифт:
Справа от белой стены высился дом Сади Гафиза — уродливое претенциозное здание, окруженное террасой и колоннадой. В теплые солнечные дни хозяин сидел на террасе в глубоком кресле и, попивая мятный чай, курил кальян. Со стороны казалось, будто стройный и высокий араб с резко очерченными выступающими вперед скулами и тонкой черной бородой дремлет.
Однажды утром, покуривая папиросу, он сидел в каменном дворике и равнодушно глядел на дикую герань, пробившуюся между двумя плитами.
Шериф Сади Гафиз занимал ряд ответственных постов при различных правительствах Марокко,
Помимо того, он обладал качествами превосходного оратора и пользовался немалой популярностью среди туземцев.
Его влияние простиралось далеко за пределы города, и он, как никто другой, имел возможность торговать своим влиянием, раздавать должности и концессии.
В вечерний час к нему пришел тщедушный высокий европеец. Это был Кольпорт, представитель акционерного общества Ральфа Гамона.
— Добрый вечер, не угодно ли выпить со мной чашку чаю? — приветствовал его шериф по-английски. — Вы получили ответ на телеграмму?
— Он телеграфирует, что срок уплаты содержания наступит через месяц, — ответил Кольпорт.
Араб презрительно сплюнул.
— Неужели он в самом деле израсходовал двадцать пезет, чтобы телеграфировать об этом! А если бы срок платежа наступал через двадцать месяцев, что с того, когда мне нужны деньги немедленно? Кольпорт, он приедет сюда?
— Я не знаю, он мне ничего не сообщал об отъезде.
Сади Гафиз бросил на него из-под устало опущенных век подозрительный взгляд.
— Он привезет с собой Лидию? Разумеется, он ничего не сообщает сестре. Вот уже пять лет, как он обещает ее привезти. С меня хватит! Довольно, я не буду больше ждать! Ральф Гамон обращается со мной хуже, чем старик Израиль Хассим. Я выдал ему концессии, он учреждает акционерные общества и зарабатывает миллионы, а мне достается лишь скромная годовая рента! Чего я только не сделал в течение всех этих лет для Гамона?! Вы спросите его, он расскажет многое!
Кольпорт, настроенный философски, невозмутимо выслушал излияния Сади. Тот, по обыкновению, рассуждал о всевозможных услугах, оказанных Ральфу. Но говорил о своей роли в судьбе Гамона весьма туманно, лишь намеками, избегая каких-либо определенных деталей.
— Его воля, томился бы я в Казбе и молил о глотке воды! — продолжал причитать Сади. — У меня есть выгодное предложение для него — разработки серебряных рудников в горах. Ага, ваши глаза заблестели, вы заинтересовались! Он сможет на этой концессии заработать пятьдесят миллионов пезет — кто еще может предоставить ему такие возможности, кроме Сади Гафиза? Я самый могущественный человек в Марокко, я сильнее паши, грознее султана…
Он продолжал свой бесконечный монолог, а Кольпорт терпеливо слушал. Наконец появилась благоприятная возможность вставить словечко, и он сказал:
— Мистер Гамон просил сообщить: он согласен уплатить вам очередную ренту немедленно и, помимо нее,
Глаза Сади широко раскрылись, и он сказал:
— Это значит, что у него множество забот. Я уже подумывал об этом раньше. Но Гассана Али нужно искать. Такие не встречаются на каждом шагу, Кольпорт.
Сади замолчал и углубился в свои мысли. Следует заметить, что его мысли никогда особой чистотой и благородством не отличались. Затем он заговорил:
— Срочно телеграфируйте: его просьба будет стоить тысячу фунтов. Деньги принесите завтра вечером. И тогда… Впрочем, посмотрим…
Он небрежно хлопнул в ладоши. На его зов мгновенно вбежала молодая рабыня.
— Принеси мне чашку чаю, черная скотина, — бросил он ей.
Сади проводил Кольпорта до самых ворот, что являлось с его стороны необычайным проявлением внимания. Затем он снова вернулся к своему креслу и просидел в нем, опершись локтями на колени и положив голову на руки, до часа вечерней молитвы. Тогда он преклонил колени и, опустившись на коврик, обратил свое лицо к востоку.
Помолившись, Сади выпрямился и позвал своего слугу, одновременно выполнявшего у него обязанности секретаря:
— Ты знаешь Ахмета, погонщика мулов?
— Да, ваша светлость. Он убил менялу. Говорят, он недавно убил еще и ростовщика и сбросил его тело в колодец. Он нехороший человек.
— Он говорит по-английски?
— Он знает испанский и английский. Ахмет был проводником в Касабланке, но попался на воровстве — обокрал туристку, за что его наказали плетьми, а потом выгнали из города.
Сади наклонил голову.
— Он должен стать моим Али Гассаном. Ступай к нему; если он пьян — оставь его в покое, я не хочу, чтобы он попался на глаза французской полиции. Но если трезв, скажи, чтобы пришел ко мне в полночь.
Когда слуга Сади Гафиза ввел к нему в дом рослого погонщика мулов, единственные европейские часы в Танжере пробили ровно полночь.
— Да ниспошлет Аллах на твой дом мир и да привидятся тебе радостные сны! — приветствовал тот вышедшего к нему навстречу шерифа, облаченного в белоснежный бурнус.
— Ахмет, ведь ты был в Англии? — спросил его Сади Гафиз.
Они стояли посреди каменного дворика. Полная луна заливала их бледным светом. Сади намеренно отошел с погонщиком на середину двора, подальше от решетчатых окон гарема. Он знал: за ними притаились любопытные и жадно ловили каждое слово.
— Да, господин, я несколько раз бывал в Англии на больших кораблях, перевозивших мулов. Это было во время большой войны.
— Ты снова поедешь в Англию, Ахмет. Там живет человек, нуждающийся в твоей помощи. Вспомни о том что дважды я спас тебя от смерти, когда веревка вот-вот уже смыкалась вокруг твоей шеи. Дважды я вымолил для тебя помилование у шерифа Бен-Азы, дважды я спас тебя от гнева паши. Но в Англии, запомни, никто не сможет тебя спасти, если ты поступишь неразумно. Придешь завтра, я передам тебе письмо.