Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри (сборник)
Шрифт:
С проклятием отдернул человек ногу, и зубы Майкла порвали его штаны и поранили ногу.
— Молодец, Майкл! — похвалил его Гарлей, беспомощно лежавший под конем. — Эй, Майкл! — крикнул он, возвращаясь к морскому жаргону. — Прогнать белый парень к черту прочь!
— Я тебе за это башку расшибу, — заскрежетал зубами человек.
Дикарь по поступкам и словам, он едва удерживался от слез. Долгое преследование, злоба его и злоба охотившихся за ним людей сломили его силу сопротивления. Он был окружен врагами. Даже дети были против него и изрешетили дробью его спину, молодые бычки топтали его ногами и сломали его винтовку. Все были в заговоре против него. А тут еще собака укусила его ногу. Он шел прямо к смерти. Никогда еще это не было ему так ясно. Все
Прежде чем он успел ударить лежащего на земле Кеннана, Майкл снова кинулся на него. Снова, но уже на другой ноге пострадали его икра и штаны. Пинком в грудь ему удалось подбросить Майкла в воздух, и тот полетел вниз по склону. По несчастью, Майкл не достиг земли. Пролетев через кусты мансаниты, он попал прямо в ветви и застрял в них, зажатый посередине туловища, на высоте ярда от земли.
— Теперь, — угрюмо заявил человек, обращаясь к Гарлею, — я исполню свое обещание и расшибу тебе башку.
— Ведь я вам ничего не сделал, — вступил с ним в переговоры Гарлей. — Я не боюсь быть убитым, но хотелось бы знать, за что меня убивают.
— Вы все преследуете меня, — зарычал, приближаясь к нему, человек. — Я знаю вашу породу. Вы все гонитесь за мной, а я не могу отомстить вам. Я все на тебе вымещу.
Кеннан прекрасно отдавал себе отчет в серьезности положения. Он был совершенно беспомощен, и безумный убийца собирался покончить с ним и покончить самым ужасным образом. Майкл висел головой вниз в кустах мансаниты, туловище его было стиснуто ветвями, словно в капкане, он отчаянно бился, но не мог поспеть к нему на помощь.
Первый удар был направлен в лицо, которое, однако, Гарлей защитил руками; прежде чем убийца успел ударить его вторично, на месте происшествия появился Джерри. Он не нуждался в поощрениях или указаниях своего господина. Он ринулся на убийцу и, вцепившись зубами в его пояс, тяжестью своего тела чуть не стащил его на землю.
С возрастающим бешенством человек набросился на Джерри. Решительно весь мир был против него. Собаки сыпались на него откуда-то сверху. Вдруг его тонкий слух уловил доносившиеся со склонов Сономы крики и призывы преследователей. Эти звуки отвлекли его и заставили переменить намерения. Именно с этой стороны грозила смерть, и именно от этих людей должен был он спасаться. Еще раз ударив рычащего Джерри, он вскочил на клячу репортера, не проявлявшую никаких признаков волнения и продолжавшую стоять совершенно спокойно на том месте, где он с нее спрыгнул.
Кляча нехотя пошла галопом, и Джерри, рыча от ярости, последовал за ней.
— Ничего, Майкл, — утешал Майкла Гарлей. — Не волнуйся! Не повреди только себя! Беда миновала. Кто-нибудь должен скоро подойти к нам и освободить нас обоих!
Но более слабая из двух образовавших вилку веток надломилась, и Майкл слетел на землю; одно мгновение он почти стоял на голове. В следующий миг он уже был на ногах и помчался по направлению лая Джерри. Лай Джерри перешел в острый болезненный визг, и это только окрылило Майкла. По дороге он увидел Джерри, беспомощно валявшегося на земле. Кляча в своем неуклюжем галопе оступилась, чуть не упала и, пытаясь удержаться на ногах, наступила на переднюю лапу Джерри и раздавила ее.
Обернувшись назад и увидев Майкла, человек решил, что на него напала какая-то новая собака. Но собак он не боялся. Ведь только люди со своими винтовками и карабинами несли с собой окончательную гибель. Все же боль в окровавленных и пораненных
«Опять собаки», — с горечью подумал он, наклоняясь и вытягивая хлыстом по морде Майкла.
К его удивлению, собака не отступила перед ударом и не стала визжать или выть от боли. Она не лаяла, не рычала и не ворчала. Она подскочила к нему, словно никакого удара не было и хлыста не существовало. Когда Майкл вцепился зубами в его правую ногу, он снова вытянул его хлыстом. Удар пришелся между носом и глазами собаки. Ослепленный ударом, Майкл упал на землю, но, оправившись, громадными скачками последовал за всадником.
Тут человек отметил одну особенность. Наклоняясь близко к Майклу, он увидел, что Майкл принимает удар, не закрывая глаз. Он не уклонялся и не избегал ударов и, не моргая, принимал их. Человеку стало жутко. Он еще никогда не встречал таких собак. Майкл подскочил снова, и человек снова ударил его хлыстом — и зловещее и непонятное ему явление повторилось. Не уклоняясь, не моргнув глазом, собака приняла удар.
Тогда человека обуял неведомый ему до сих пор страх. Был ли это конец после всего пережитого? Неужели этому терьеру, в мертвом молчании скачущему и вонзающему в него клыки, суждено погубить его? Он не был уверен в том, что это настоящая собака. Не могло существовать на свете собаки, которая принимала бы полновесные удары хлыста, не пытаясь увернуться или их избежать.
Человек дважды сбивал Майкла хорошо рассчитанным ударом по носу. Но так же уверенно и молча собака возвращалась. Человек уже не пытался победить свой страх и бил каблуками бока клячи, колотил по голове и хлестал по животу, пока она не загалопировала так, как не галопировала годами. Теперь апатичной клячей овладел страх. Это не был страх перед собакой — она знала, что это только собака, — это был страх перед всадником. В прежние времена ее колени были разбиты и ноги испорчены пьяными всадниками, бравшими ее напрокат из конюшни. Теперь ей вновь приходилось иметь дело с таким пьяным всадником — лошадь чувствовала состояние человека, — сдавливавшим каблуками ее старые ребра и безжалостно колотившим ее по морде, ушам и носу.
Кляча при всем желании не могла бежать быстрее или перегнать Майкла, но все же редко допускала его вцепиться зубами в ноги человека. Каждый прыжок неизменно встречался с хлыстом, отклонявшим его от цели. Хотя челюсти Майкла сжимались в угрожающей близости к ноге человека, но он каждый раз снова падал на землю, и ему приходилось подниматься и со всех ног лететь за охваченным страхом человеком на бешено галопирующей лошади.
Энрико Пикколомини видел всю эту сцену и сам участвовал в ее финале; эта история была единственным крупным событием в его жизни и дала ему материал для рассказов до конца его дней. Энрико Пикколомини был дровосеком на ранчо Кеннана. Стоя на холме, с которого видна была дорога, он услыхал сначала стук лошадиных копыт и звуки ударов хлыста. Затем он увидел борьбу человека с собакой. Прямо перед собой, на расстоянии двадцати футов, он увидел собаку, молча прыгнувшую прямо под направленный ей в морду удар хлыста и вцепившуюся зубами в ногу всадника. Он увидел, как собака, падая на землю, тяжестью своего тела чуть не стащила человека с седла. Он увидел, как человек, пытаясь удержаться, уцепился за поводья. Но кляча, поднявшись на дыбы, спотыкалась и шаталась из стороны в сторону, и окончательно потерявший равновесие человек очутился на земле вслед за собакой.
— А затем они оба, словно две собаки, покатились по земле, — годы спустя рассказывал Пикколомини, сидя за стаканом вина в своей маленькой гостинице в Глен Эллен. — Пес выпустил ногу упавшего и прыгнул к его горлу. А затем человек подмял его под себя и сам схватил его за горло. Он обеими руками — вот так — сжимал горло собаки. А собака ни звука. Она ни одного звука не издала ни до того, ни после. Человек сжал ей горло, и она уже не могла лаять. Но это не такой пес. Он все равно не станет лаять. А лошадь стоит да поглядывает на них, да еще и кашляет. Все это выглядело очень странно.