Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
— Вот-вот! Крайности! Я это тоже в нем заметил, только слова точного не мог подобрать. Это значит принять какое-то решение и всю жизнь ему следовать. Он решение принял — не знаю уж какое — и пытается его выполнить. И я это отлично понимаю! И уважаю! Но вот только объяснить ему это никак не могу, — выпалил Джевдет-бей и прибавил с раздражением: — Потому что времени нет!
— Вот видишь! Вы с братом не живете по-настоящему, что он, что ты. Не обижайся, но это так, — сказал Фуат-бей и приставил руки к глазам на манер лошадиных шор: — Только это вы и видите, а больше ничего как будто и нет! Но разве такова жизнь? Что вообще значит — жить по-настоящему? Это значит видеть мир во всех его красках, испытывать все, что он предлагает! Как по-твоему, Джевдет?
— Глупый вопрос! — отрезал Джевдет-бей. — Я жизнью
— Ну вот, даже подумать боишься!
— Нет, подожди! — сказал Джевдет-бей и, подумав, заявил: — Жить по-настоящему — это значит жить хорошо. — Сказал и тут же понял, что этак он признает правоту Фуат-бея. — Нет-нет, не так! — и сердито зачастил: — Не знаю. Никогда об этом не думал. Глупый вопрос. И пожалуйста, Фуат, не заводи больше такие разговоры. И о военных в Салониках я не хочу ничего слышать. Пожалуйста, не втягивай меня в эти дела! Можешь считать, что я уже забыл все, что ты мне сегодня сказал.
— Какой же ты, милый мой Джевдет, упрямый! Истый турок! — сказал Фуат-бей улыбаясь, велел официанту принести счет и все с той же улыбкой продолжил: — Не прошибешь тебя! И все же я рад, что у меня есть такой друг, как ты.
Джевдет-бей тоже улыбнулся. От сердца отлегло — разговор о страшных и неприятных вещах был закончен. Счета за совместные трапезы они с приятелем оплачивали по очереди, сейчас был черед Фуат-бея.
Когда вышли на лестницу, кто-то окликнул Джевдет-бея:
— О, осветитель Джевдет-бей, приветствую! Каким это ветром вас сюда занесло?
Это был Моше, торговец табаком из Сиркеджи. Джевдет-бей попытался приветливо улыбнуться.
— А не вы ли бомбу-то подложили, Джевдет-бей? А? — Шутка явно понравилась Моше, и он сам над ней посмеялся. — Нет, в самом деле, что вы тут делаете?
Джевдет-бей тоже усмехнулся, словно это была удивительно милая и тонкая шутка. «Что же я здесь делаю?» — думал он, спускаясь по лестнице. Сейчас он казался себе усталым, слабым и смешным. Попрощался с Фуат-беем и подошел к своей карете. Вверху, прямо над головой, огромной пустой тарелкой висело солнце. «Ох, ну и жара! — простонал Джевдет-бей. — Так, куда я сейчас?»
Велев кучеру ехать в Тешвикийе, [20] Джевдет-бей сел в раскаленную карету которая снова, покачиваясь, пустилась в путь.
Глава 7
В ОСОБНЯКЕ ПАШИ
Покачиваясь вместе с каретой, Джевдет-бей печалился о том, что не может вздремнуть после обеда, и размышлял о своей жизни. «Что значит для меня — жить? Ну и вопрос Фуат задал! А я ему — глупый, мол, вопрос! И действительно глупый. Не хочу об этом думать. Что такое жизнь? Где он таких вопросов-то понабрался? Поди, из европейских книг, от бог знает в каких заговорах замешанных людей! Что такое жизнь? Глупый, глупый вопрос! Я над ним даже смеюсь. Ха-ха-ха. Как Моше смеялся. Какую он, однако, дурацкую шутку отпустил! Не я ли подложил бомбу? Нет, я побил черепицу. Из-за этого протекла крыша, все на меня злобно смотрели, весь класс был по колено в воде. Ну и страшный же был сон! Я мог бы понять, что он предвещает такой скверный день. Кстати, сколько времени? Скоро восемь! Шюкрю-паша, должно быть, меня уже ждет».
20
Один из кварталов района Нишанташи.
Шюкрю-паша пригласил его в свой особняк, чтобы расспросить о планах на будущее. Об этом Джевдет-бею сообщил посланный с приглашением слуга, однако он догадывался, что на самом деле паше просто хотелось перемолвиться с кем-нибудь словечком, и пригласил он его исключительно от скуки. При мысли о Шюкрю-паше Джевдет-бей невольно вспомнил и то, что говорил о нем Фуат-бей. «Что земли он продал, я знал, и что особняк собирается продавать, тоже знал, а вот про карету не знал! Если уж он продает карету, значит, дела у него совсем плохи. Может, Фуат прав, и я совершаю ошибку? Нет-нет, нехорошо так думать. Мне нужна только Ниган, больше ничего не нужно».
Вспомнив о Ниган, Джевдет-бей пришел в хорошее расположение духа. «Да, я видел ее всего два раза, — сказал он сам себе, и в памяти вновь всплыла та ужасная сцена в пансионе. — Два раза увидел и понял, что она девушка хорошая. Ну и что тут такого? Неужели так сложно понять, что за человек перед тобой? К тому же мы ведь разговаривали…» Первый раз Джевдет-бей увидел Ниган, выглянув из окна селямлыка [21] особняка Шюкрю-паши. Второй раз — в том же особняке, во время глупой церемонии, именующейся помолвкой. Тогда они и поговорили. «Как поживаете, сударыня?» — спросил Джевдет-бей, а Ниган ответила: «Хорошо, эфенди, а вы?» При этом она старалась выглядеть спокойной и степенной, словно много повидавшая на своем веку старуха, но покраснела и, смутившись из-за этого, сразу же ушла. Видно было, что она девушка гордая, но вроде бы хорошая. С того самого дня она заняла прочное место в планах, которые Джевдет-бей строил относительно своей будущей семьи и дома. Красавицей ее назвать было нельзя, но представлениям Джевдет-бея о том, какой должна быть жена, Ниган вполне соответствовала, а это было самое главное.
21
Мужская половина дома.
В жаркой карете после сытного обеда Джевдет-бей начал клевать носом и пожалел, что не выпил кофе. Чтобы взбодриться, закурил и стал обдумывать, о чем можно поговорить с пашой. Карета доехала до казарм военной академии и свернула в сторону Нишанташи. «Надо сказать паше, что я собираюсь купить дом в этих местах», — подумал Джевдет-бей, и тут он вспомнил Зелиху-ханым, от которой собрался отделаться, а потом — Хасеки, тетушку Зейнеп и Зийю. Вспомнив, как оценивающе мальчик рассматривал его, Джевдет-бей почувствовал раздражение. «Странный ребенок. Как будто уже сейчас, в этом возрасте, что-то в уме прикидывает. Смотрит так, словно в чем-то тебя обвиняет!» Карета между тем свернула на площадь Нишанташи. Выглянув в окно, Джевдет-бей внимательно осмотрел каменный дом на углу. В этот дом он уже заходил и решил тогда, что он ему нравится и вполне соответствует его представлениям о жилище, необходимом для семейной жизни. Глядя на растущие в саду перед домом липы и каштаны, Джевдет-бей сказал сам себе: «Какое милое место!» — и решил еще раз осмотреть дом на обратном пути. Мысли о будущей семейной жизни привели его в благостное расположение духа, но когда карета поравнялась с мечетью Тешвикийе, он снова разволновался и стал думать о том, достаточно ли хорошо одет. Еще в карете он отметил, как заколотилось в груди сердце.
Выйдя из кареты, Джевдет-бей снова, как, впрочем, с ним бывало каждый раз, ощутил чувство вины. Обширный сад перед особняком был пуст и недвижен, только на краю небольшого мраморного бассейна сидел воробышек и пил воду. Подойдя к дверям, Джевдет-бей потянулся к круглой латунной ручке, но двери открылись сами, и возникший на пороге слуга сообщил, что паша ожидает гостя наверху. Опасаясь невзначай скрипнуть ступенькой, Джевдет-бей поднялся по лестнице. На площадке его встретил другой слуга, приветствовавший его теми же словами: паша ожидает гостя. «Вот это дом, вот это семья!» — пробормотал Джевдет-бей себе под нос. На лестничной площадке в углу тикали часы, размахивая огромным маятником; больше никаких звуков слышно не было. «Все здесь отлажено, как часы!»
Джевдет-бей вошел в просторную комнату, в которой, однако, никого не было, кроме безмолвных вещей: скамьи, диванов, кресел… В комнате было прохладно. Джевдет-бей прошелся туда-сюда, потом остановился перед висящей на стене картиной и подумал, что другие люди, глядя на картины, испытывают некое душевное волнение. Осмотрел расшитое золотом кресло с ножками, напоминающими кошачьи лапы. В углу стоял небольшой сундучок, инкрустированный перламутром. Размышляя, зачем нужен здесь этот сундучок, Джевдет-бей заметил на стуле рядом такую же инкрустацию. Обернувшись, он увидел, что и кресло, и диван тоже инкрустированы перламутром. И тут его прошиб холодный пот: на диване кто-то лежал. Шюкрю-паша собственной персоной. Джевдет-бей замер на месте, не в силах сообразить, что же ему теперь делать. Потом додумался выйти из комнаты. Постоял немного за дверью, прислушиваясь к тиканью часов, и, собравшись с духом, снова вошел. Стараясь не глядеть в сторону паши, громко кашлянул.