Джевдет-бей и сыновья

Памук Орхан

Глава 5

В СТАРОМ КВАРТАЛЕ

Чувствуя себя как будто в чем-то виноватым, Джевдет-бей спустился по лестнице и приказал кучеру ехать в Хасеки. Обливаясь потом, закурил. Когда карета тронулась в путь, мягко покачиваясь на гибких рессорах, и в окне начали проплывать дома и люди, Джевдет-бей — возможно, сигарета тоже сыграла здесь некоторую роль — немного пришел в себя. «Почему все так нелепо? Почему я такой?» — бормотал он себе под нос, вспоминая события этого дня. Потом подумал о брате. Умрет он или нет? Мать до последних дней твердила, что умирает, но за неделю до смерти вдруг стала уверять, что чувствует себя лучше, — а потом взяла и умерла. А брат все по-старому… Ну и дурной же характер! Вспомнив разговор, так его смутивший, Джевдет-бей снова покраснел. Нусрет спрашивал,

сколько раз он видел свою невесту, а сам смотрел на Мари и улыбался. Говорил о наемной карете и опять улыбался. Должно быть, он и сейчас провожал его этой издевательской усмешкой. Не смеется ли с ним вместе и армянка? «Да, она, возможно, милая, интересная женщина, но сказать, что я ей восхищаюсь… Да как у него язык повернулся? Это, в конце концов, наглость! Я такой женщиной восхищаться не могу. С ней же семью не создашь, она актриса… Каждый вечер на нее смотрят сотни глаз. Как этот доктор мог поцеловать ей руку? Как они вообще это делают? Кланяются, берут руку женщины, целуют ее, а потом как ни в чем не бывало продолжают разговор — спокойно, весело! Это потому, что они не такие, как мы. Христиане!» Он задумался о том, почему никогда не мог сказать брату, что любит и понимает его. «Потому что времени нет! Торговля все время отнимает!» Он вспоминал слова, сказанные сегодня Нусретом. «Здесь ему все опротивело, и он уехал в Париж». Карета проезжала по мосту, его деревянный настил поскрипывал под колесами. Джевдет-бей смотрел на открывающийся с моста вид: старый Стамбул, купола, мертвенно-спокойный залив… «Не нравится ему здесь! Все здесь плохо, все здешнее он презирает! И меня презирает, но я его понимаю». На глаза ему попалась вывеска: «Лучшие сигары и сигареты. Табачная лавка Ангелидиса». Джевдет-бей снова закурил и погрузился в размышления.

Увидев в окне кареты мечеть Бейазыт и прилегающее к ней медресе, Джевдет-бей вспомнил детство. Когда-то они с Нусретом ходили сюда гулять. Во время Рамазана во дворе мечети устраивали рынок, и там, среди толпы, можно было увидеть важных персон. Именно там Джевдет-бей впервые в жизни увидел министра. «Кажется, это был министр торговли Ахмет Фехми-паша… Сколько с тех пор лет прошло? Восемнадцать или девятнадцать. Нусрет уже поступил в академию, а отец еще был жив». При воспоминании о тех днях Джевдет-бею стало грустно. Он тогда помогал отцу: колол дрова и перетаскивал пиломатериалы. К концу дня очень уставал и сразу после ужина засыпал. «Но мне вовсе не хотелось стать одним из тех дураков, которые работают руками! Я хотел выучиться и разбогатеть». Ему нравилось, что он вспоминает о тех временах без тоски. «Тогда все вокруг друг друга любили. И меня любили. А я от них сбежал!» Мысль о том, что сейчас ему придется снова встретиться с теми, от кого он сбежал, немного путала Джевдет-бея. «Они, может, меня и не узнают. А узнают, так будут смотреть с презрением. Хотя нет! Будут восхищаться моим костюмом и каретой. Кто знает, что мне там придется испытать!» Джевдет-бей смутился, представив сцены, в которых скоро придется участвовать. «За глаза говорят про меня, что я добра не помню, называют неблагодарным. Почему так вышло? Почему?»

Карета тем временем проезжала мимо министерства финансов. Напротив находились лавки менял и ростовщиков, которых Джевдет-бей полагал бессовестными кровопийцами, зарабатывающими деньги неправедным путем. «Все из-за денег! — внезапно пришла ему в голову мысль. — Из-за них я остался один. Все из-за денег! Они презирают мусульман, которые занимаются торговлей!» Он снова представил себе, что ждет его в Хасеки, и его бросило в пот.

Проехав через Аксарай, карета повернула налево, в переулки, однако до Хасеки было еще не близко. «Тут все по-прежнему. Все как было, — думал Джевдет-бей, глядя на улочки, по которым они проезжали. — Ничего здесь не меняется. Те же грязные стены, те же окна с облупившейся краской, поросшая мхом черепица… Ничего не меняется. Как жили двести лет назад, так и сейчас живут… Денег не зарабатывают, купить ничего не могут. Ничего у них в жизни нет, никаких стремлений! Как тут грязно! А навести чистоту никому и в голову не приходит. Нет, они идут в кофейню и сидят там, глазея на прохожих!» Рядом с кофейней под чинарой сидели несколько мужчин в халатах и внимательно смотрели на господина в роскошной карете. Джевдет-бей, в свою очередь, смотрел на них, пока карета медленно проезжала мимо.

— И чего смотрят?! — сердито сказал Джевдет-бей вслух. — На что тут смотреть? Едет карета, в ней сидит человек, а они смотрят!

Да, прав Нусрет, все здесь прогнило. «И я прав, что не стал одним из этих лентяев в халате, а занялся коммерцией!» Карета приближалась к Хасеки. Джевдет-бей, открыв переднее окошко, велел кучеру поворачивать налево через две улицы. Потом до него донеслись голоса мальчишек:

— …то ты продуешь!

— Я у этого простофили все орехи отыграл!

«Мы в свое время играли в орехи на интерес, — подумал Джевдет-бей. — А эти, похоже, на деньги играют… Неплохо, неплохо! Хоть что-то новое. Значит, новое поколение хочет зарабатывать!» Тем временем карета свернула в переулок. Устыдившись своих мыслей, Джевдет-бей стал боязливо разглядывать дома. Они ему были знакомы — тут тоже ничего не менялось. У дома Зейнеп-ханым велел кучеру остановиться.

Выйдя из кареты, Джевдет-бей посмотрел по сторонам. Вот в том соседнем доме они остановились, когда только приехали в Стамбул, и прожили десять лет. Смотреть на дом не хотелось, и он торопливо открыл калитку в сад Зейнеп-ханым. Привязанный к калитке старинный колокольчик легонько звякнул. «Если куплю тот дом в Нишанташи, тоже повешу на калитку колокольчик», — подумал Джевдет-бей. В саду все было по-прежнему, и старое сливовое дерево было все то же — слабое, обвисшее. Джевдет-бей постучал в дверь.

Открыла сама Зейнеп-ханым. Джевдет-бей не успел ничего сказать, как она воскликнула:

— Ах, Джевдет, сынок, откуда ты взялся? — и бросилась ему на шею.

Покрывшись от смущения потом, Джевдет-бей поцеловал ей руку, и в памяти его всплыли забытые запахи детства. Вспомнились предметы домашнего обихода, вышитая скатерть на столе…

— Заходи-ка в дом, — сказала Зейнеп-ханым. — Снимай ботинки. Ох, ну и шикарно же ты одет! Рассказывай, зачем пришел.

— Тетушка, Нусрет болен, — сказал Джевдет-бей.

— Ай-ай-ай!

Джевдет-бею послышалась в ее голосе скрытая насмешка. Он снял ботинки и сел, куда указала ему Зейнеп-ханым.

— Я надолго не задержусь.

— Братец-то Зийю, что ли, хочет повидать?

— Да.

— Очень плох?

— Да уж хуже некуда!

— Ты, стало быть, за Зийей приехал? Хотя зачем бы тебе еще сюда приезжать?..

— Ах, тетушка, у меня совсем нет времени! Я все о вас думаю, но времени, времени нет!

— Тогда подожди немного, я Зийю позову, — сказала Зейнеп-ханым и вышла.

«Ну вот, а я боялся, — подумал Джевдет-бей. — Как она меня хорошо встретила! Да, эти люди умеют любить. Что поделать, раз уж я связался с торговлей… И они это понимают. А я сделал из мухи, слона… Который, однако, час? Э, да так я опоздаю на обед с Фуатом!»

Немного погодя Зейнеп-ханым вернулась в комнату со стаканом на подносе.

— Вода с вишневым сиропом, — сказала она. — Как ты любишь.

Джевдет-бей покраснел от смущения, хотел что-то сказать, но, так и не решив, что именно, сказал просто «спасибо».

— Я послала за мальчиком, он скоро придет. Что, его отец действительно так серьезно болен?

Джевдет-бей кивнул. Воцарилось молчание.

— Как идут твои дела, сынок? — наконец спросила Зейнеп-ханым.

— Ох, плохо, тетушка, плохо! — с жалобным видом ответил Джевдет-бей и спрятал руку с кольцом в карман.

— Что поделаешь, авось наладятся. Нынче у всех дела плохи. Помоги нам Аллах!

И опять они погрузились в молчание.

Затем Джевдет-бей поднялся и сказал, что Нусрет хотел видеть своего сына как можно скорее. Зейнеп-ханым, недоумевая, где мог задержаться Зийя, тоже встала и выглянула в окно.

— А вот он и пришел! — сказала она. — Ты его, конечно, и назад привезешь? Когда?

Джевдет-бей пообещал, что привезет мальчика домой. Однако, добавил он, возможно, Зийя останется с отцом на несколько дней. Тетушка понимающе кивнула, но на лице ее промелькнуло ранившее Джевдет-бея сомнение. Вместе они вышли в сад, и Джевдет-бей заметил, что в нем все-таки появилось кое-что новое: курятник. По крыше курятника разгуливала курица. Колокольчик снова звякнул, напомнив Джевдет-бею о детстве. Мальчишки, собравшиеся вокруг кареты, обернулись, и лицо одного из них как будто показалось Джевдет-бею знакомым.