Джейк
Шрифт:
– Потерпите, – он говорит.
В пристройке темно, тепло, воздух тяжелый и влажный, и Касим первым из них прижимается ладонью к запястью, пытаясь добавить прохлады и света. Разум не отзывается, и Дхавал отвлекается от своего занятия и поясняет возбужденно и радостно, словно это лучшее, что могло произойти:
– Я уже пытался, Разум не дает менять настройки среды. Видимо, прибор очень чувствительный.
Им нужны его чувства.
Амун приходит последним.
Разум с шелестом закрывает за ним дверь и зажигает мягкое потолочное освещение, наконец,
Остается только включить.
Дхавал слезает с манипулятора, вставая рядом со всеми, он спроектировал капсулу – инженер их команды, Чи выбрал материалы, Зэмба узнал о всех попытках других команд, Амун рассказал, что знали древние, Касим распределил каждое дело, Гонзало произвел расчеты, передал Разуму каждую самую незначительную деталь.
Это проект Ремидос, её очередь пытаться сделать прибор.
Но включать его должен Жан, негласной традицией тысячелетий.
Жан подходит к капсуле и вытягивает руку.
Ладонь ложится в специальную выемку, и, сколь бы велик ни был Разум, он создан для человека – и только людское касание имеет значение в самых важных вещах. Жан закрывает глаза, получая от Разума команду активации – набор слов, чтобы включить устройство; код общей программы. Он хмурится – одна быстро проходящая складка между бровей, словно не понимая, желая поспорить с Разумом, но не спорит. Жан кивает, разрешая запуск.
В выемке с ладонью щелкает, и Разум на его запястье загорается ярко, почти ослепительно. Так же вспыхивают и двери капсулы вокруг его ладони, сияние расходится по желобам, заставляя работать каждый из внутренних механизмов. Это белый, лишенный цвета, свет.
Капсула дрожит, трясется сильнее, гул нарастает, и дрожит каждое из её креплений. Манипуляторы не справляются, и несколько труб отскакивают от её боков, от напряжения ударяясь о стены. Вибрация капсулы, звуки глухих ударов отлетевших болтов и шлангов, приборы – вместе они звучат почти музыкой.
Код запуска произносит Разум, и голос его ровный. Он говорит:
"Ты умрешь".
Двери капсулы раздвигаются плавно, с тихим шипением; и свет, и музыка гаснут.
Склизкий, сморщенный сгусток биоматериала шевелится, открывает щель и визжит.
Оно покрыто слизью, красной густой жижей, ошметками органической плоти и комками плазмы, оно пахнет хуже, чем пахнет органика, и кто-то первым – Ремидос видит лишь краем глаза и не успевает понять – отворачивается в гадливости. Она сама может смотреть лишь немногим дольше, хоть она и биолог; и чувствует, отворачиваясь, как горло её сжимается, как кружится голова и подгибаются ноги. Она изо всех сил зажимает руками уши и пытается дышать. Лишь спустя несколько долгих минут они могут справиться с приступом и начинают оборачиваться, чтобы рассмотреть создание – лучшие ученые, исследователи, прожившие многие сотни лет.
Визг его оглушает.
Они стоят, пораженные, и смотрят на то, что точно не видели спасительным прибором.
Манипуляторы окружают прибор, вынимая его из капсулы, обдувая дезинфекторами, и постепенно оно визжит всё тише. Теплый пар еще стелется по полу, когда оно замолкает окончательно.
Слова висят в воздухе, уже сказанные, заглушая даже этот визг, неясные, как гонг, как вся их вековая тревога и дурные предчувствия.
"Ты умрешь".
2.
Завтрак важнейшая из традиций, но уже много лет – с тех пор, как были закончены последние расчеты этого проекта – команда не собиралась за завтраком вместе. Можно назвать это праздником, они встают из капсул для сна одновременно и сразу направляются в столовую. Стол уже заставлен различными напитками и вкусами к их приходу – кубики и пластины яркими цветами заполняют его белую поверхность.
Они садятся за стол, и манипулятор раскладывает вкусы по тарелкам – Разум знает, чего бы им хотелось, алгоритм рассчитывает желания по малейшим движениям глаз. Ремидос достается один горчичный кубик.
Гонзало первым произносит то, что думают за праздничным столом все прочие.
– Очередной провал.
У них не лучшие отношения с Гонзало, но хуже всего – с Чи, естественно, органика против пластика и металла. Чи встает и смотрит прямо на неё.
– Это твоя вина, – упрекает он. – Перебор с настройками органики. Я говорил, нельзя так полагаться только на свою специальность.
Чи говорил, говорил много раз – слишком много биоматериала в каждой из частей, не верь расчетам, органика ненадежна. Она биолог, и думала – знает верней. Чи стоит возмущенно, ожидая поддержки, но другие не спешат присоединиться к нему, и он садится. На его тарелке две алых пластины.
Ей хотелось бы фиолетовый. Ей хотелось бы приторно-сладкий фиолетовый напиток.
– Слишком рано считать это провалом, – вдруг объявляет Жан.
Все откладывают свои вкусы. Амун с сомнением хмыкает, но никто не смеет перебивать.
– Это то, что счел необходимым Разум, он одобрил все расчеты, – поясняет Жан. – А у нас еще ни разу не было причин в нём сомневаться. Если это прибор, который спасет нас, неважно, как он выглядит. Разум создал именно его, и именно его мы отправим в космос. Подготовим и отправим.
Чи кладет в рот обе алые пластины разом.
– Мы можем утилизировать его и попробовать создать новый. С более точными и менее биологическими параметрами, – он выделяет слово "биологическими" презрением, глядя на Ремидос, но в последнюю очередь её волнует мнение Чи.
Она сама бы первая хотела избавиться от такого прибора.
– Как? – спрашивает Амун, он спрашивает редко.
Он спрашивает "как", как будто это возможно. Жана не пугает и не смущает этот вопрос.
– Еще не знаю. Но для этого мы и собрали команду.