Шрифт:
I. РЕМИДОС
1.
Из капсулы для сна Ремидос встает с зудящим чувством тревоги. Чувство это не ново, но не становится привычнее, и в это утро у него радостный привкус. Разум рассчитал ей чуть больше времени на отдых, чем остальным членам команды, другие капсулы уже пусты, и он тепло мигает на её запястье, желая доброго утра. Ремидос улыбается ему в ответ. Выходя из капсулы, она уже чувствует фиолетовый запах – её любимый, свою любимую температуру – холоднее, чем для большинства; она заслужила торжество и тревогу этого
Она могла бы сказать, что это самый важный день в её жизни, если бы помнила все другие дни.
Ремидос стоит, наслаждаясь температурой и запахом, запоминая этот момент, но недолго – Разум открывает перед ней дверь и включает указатели на полу. После пробуждения следует завтрак, важным ритуалом древних, выработанным тысячелетиями рефлексом, и она не нуждается в подсказках, на самом деле.
Остальные уже закончили, и в столовой только Жан и манипулятор Разума. Манипулятор заканчивает вводить данные в репликатор – он уже знает, когда Ремидос встала, и чем будет завтракать еще до того, как она сама успевает подумать об этом. Жан сидит за столом и улыбается, когда она входит; у него спокойная, мягкая улыбка – всегда, будто он единственный не чувствует темной материи во всей вселенной.
– Сегодня, – говорит он вместо приветствия.
– Сегодня, – она кивает.
Репликатор открывается, но Жан жестом останавливает манипулятор и сам приносит поднос с завтраком. Разум сделал ей фиолетовый напиток – пахнет он сильнее, чем в комнате, слаще, и положил две пластинки вкусов – изумрудный и горчичный. Органическая их часть нуждается во вкусах. Ремидос отпивает через трубочку небольшой глоток, кладет под язык первым изумрудный вкус и прикрывает глаза. Тревога внутри неё утихает, и Жан молчит, не нарушая это чувство. Они оба знают – это короткий миг. Проходит меньше минуты, и она открывает глаза. Жан щелкает пальцами, высвечивая над столом шкалу прогресса.
– Девяносто восемь процентов, – озвучивает он и без того очевидное. – Прибор будет готов уже сегодня, к вечеру.
Второй вкус горчит во рту, рассчитано Разумом – именно то, что нужно, чтобы не расслабиться, еще рано, еще слишком рано и останавливаться нельзя. Шкала прогресса над столом пульсирует, отсчитывая оставшееся время, и они ждали достаточно долго, чтобы подождать еще. Ремидос кивает вместо ответа и пьет напиток медленно, его сладостью смывая горечь. Им больше некуда спешить.
У них нет планов на этот день, последние приготовления закончены, и ожидание прямо с утра тянется вязкой, растянутой мукой. Так же, как и в другие дни, все девяносто восемь завершенных процентов.
– Ты уже видел сегодня капсулу? – Ремидос спрашивает, чтобы заполнить хоть чем-то тишину. – Она изменилась?
Ответ не имеет большого значения, они узнают наверняка через два процента, но Жан отзывается с радостью – он любит наполнять обычными действиями, вроде разговоров, их последние дни.
– Я еще не ходил к ней, но Дхавал не отходит от неё с утра. Говорит, она начала вибрировать.
Манипулятор убирает её поднос, Ремидос складывает перед собой руки, и, конечно, она тоже должна пойти и осмотреть капсулу, но ожидание так близко к концу, что выпивает последние силы.
– Не могу поверить, – признается она.
– А стоит. Прибор почти готов.
– Я не могу поверить, что в этот раз у нас получится.
Шестнадцать тысяч сто
– Я тоже не верю.
Ремидос улыбается ему в ответ, отводит глаза и убирает руку.
– Надо осмотреть капсулу.
– Надо, – соглашается он и встает.
Они выходят вместе из столовой, но ни один из них не идет к капсуле – словно неизбежный провал можно отсрочить, словно метеорит может пролететь мимо Земли, если закрыть глаза. Жан идет в сад, и Ремидос в окна видит, как он медленно ходит между деревьев, когда идет по коридору к своей лаборатории. В лаборатории она в бессчетный раз проверяет вводные данные, заставляет Разум пересчитывать их и проверяет снова, как будто еще можно что-то изменить и перенастроить. Данные сходятся идеально, как и раньше, но она не может заставить себя пойти к капсуле и посмотреть. Кажется, Ремидос слышит её вибрацию.
Днём они снова, не сговариваясь, оказываются в столовой, и Ремидос ловит взгляд Жана над шкалой прогресса.
На шкале девяносто девять процентов, и ей вдруг хочется пойти и отключить питание.
***
Разум сигнализирует о готовности цветом и жужжанием в запястье. Ремидос рассматривает исходные биоматериалы, когда это происходит, и уверена, все другие члены команды, как и она, откладывают сейчас любое другое дело – любое другое менее значимо – и поднимают глаза. Разум высвечивает перед ней шкалу прогресса, и зеленоватая цифра сто неотвратима.
Она собирается и идет неспешно – минуты не имеют значения после тысяч лет ожиданий.
В пристройку с капсулой Ремидос приходит четвертой, и они ждут, пока придут остальные. Ждут в тишине, у них старая, привыкшая друг к другу команда, нет нужды обмениваться и без того понятными фразами. Сейчас. Дхавал не проверяет даже – просто рассматривает все провода и сочленения капсулы, каждый болтик и винтик, ласково оглаживая её бока. Легко поверить, что он занимается этим с самого утра, любуясь и прощаясь – никто не знает, что будет, когда капсула откроется, останется ли она целой. Для него – тоже самое важное творение в жизни, инженеры нежны с металлом.
Капсула огромна, в три раза выше человека, и Дхавалу приходится подниматься на манипуляторах, чтобы осматривать её со всех сторон. Примыкающие к ней провода и трубы опутывают помещение, но больше не гудят, накачивая и перераспределяя материалы – одному Разуму ведомым процессом. Процесс завершен, и даже огоньки датчиков горят ровным светом.
Она действительно дрожит.
Зэмба тоже подходит к капсуле и касается её бока – хотя вибрацию можно чувствовать, не касаясь; он отвечает за связь с другими командами, а не технику, и он не больше Ремидос понимает в механизмах. Зэмба довольно скоро убирает руку, в движении его неловкость, но Жан хлопает его по плечу и отводит в сторону. Жан отвечает за каждого из них.