Джейк
Шрифт:
— Это человек, — сказал Хоук. Никто не стал спорить, зрение у него было лучше всех. — Белый человек.
Изабель встала. Она видела тело на дороге, но ничего не могла сказать о нем.
— Должно быть, он мертв, — заявил Чет.
— Нет, жив, — возразил Хоук.
— Откуда ты знаешь? — требовательно спросил Брет. — Никто не может видеть так хорошо.
— Я могу.
Хоук перепрыгнул через борт фургона и направился к телу. Изабель вцепилась в Чета, чтобы не упасть, потому что фургон накренился, наткнувшись на большой камень.
— Вернись
— Вернись, или я стреляю!
— Он просто посмотрит, не ранен ли этот человек, — объяснила Изабель, теряя терпение от глупости Мерсера.
Чет Аттмор остановил фургон, и все высыпали наружу. Изабель подошла к лежавшему и опустилась рядом с ним на колени.
Это был мальчик, немного старше Чета. Высокий и до крайности истощенный. Волосы тускло-каштановые, карие глаза лишены всякого выражения, а одежда грязна и поношена.
— Вилл, беги обратно и принеси мою флягу. Может быть, если она обмоет его лицо, он оживет.
Глаза мальчика были открыты, но от слабости и истощения он не мог собраться с силами хоть что-то сказать. Изабель заметила на его руке синяк. Кажется, на лице тоже есть синяки, хотя из-за грязи их трудно было разглядеть.
— Не думаю, что он болен, скорее совершенно изможден, — решила Изабель.
— Тот, кто избил его, хорошо потрудился, — мрачно произнес Шон.
Вернулся Вилл с флягой. Изабель смочила носовой платок и обмыла лицо мальчика. Синяки стали отчетливее. Они не были свежими, возможно, недельной давности, но избили его сильно.
— Хоук, помоги Шону поднять его в фургон. Мы возьмем его с собой. Кто-нибудь из жен фермеров обязательно примет беднягу, пока ему не станет легче.
Мальчик вскрикнул, когда Шон коснулся его спины. Изабель оттянула воротник так, что смогла увидеть красные следы ударов кнута, опоясывающие плечи. Рубцы были старыми, вероятно, такой же давности, как синяки. Некоторые воспалились. От гнева и возмущения она ощутила тяжесть в желудке.
— Извини, если делаем тебе больно, — сказала она мальчику. — Но если ты не можешь идти, то поедешь с нами в Утопию.
Мальчик вскочил на ноги, ужас исказил его черты.
— Они убьют меня, если вы привезете меня обратно, — он чуть не задохнулся.
— Твои раны гноятся. Тебе надо поесть и отдохнуть. Здесь больше никого нет, а до ближайшего города больше недели пути.
Изабель изумилась, когда мальчик с трудом стал расстегивать пуговицы рубашки.
— Смотрите, что они сделали со мной! — крикнул он, поворачиваясь спиной, которую покрывали дюжины шрамов. Кто-то безжалостно избил его, оставив раны необработанными, а самого без пищи и воды.
Это, конечно, не гнев, вызванный тем, что он работал не так много, как от него ждали, или плохо выполнял работу. Это больше, чем наказание за нарушение правил. Это жестокость ради самой жестокости. Изабель пыталась представить, какой человек мог поступить так с другим человеком, и не могла.
— Кто это сделал? — голос звучал резко от того, что ее тошнило, а руки дрожали от гнева.
— Добрый и любящий человек, который взял меня, — в голосе мальчика слышалась насмешка. — И был готов усыновить меня, если я полюблю его семью так сильно, как они уже любят меня. Он сделал это, когда я не мог работать так, чтобы угодить ему. Когда я упал, потому что у меня больше не было сил. Когда я сбежал, потому что думал — лучше умереть, чем жить в этом аду.
— А другие знали? — Изабель отказывалась верить в безнаказанность подобной жестокости.
— Они были слишком заняты избиением своих сирот, чтобы интересоваться мной.
Изабель стало плохо. Она никогда не слышала о столь бесчеловечном обращении, даже не могла вообразить такого до сих пор.
— Если кто-то попытается меня избить, я убью его, — заявил Шон.
— Нет, руки у тебя будут связаны.
— Черт! — воскликнул Брет. — Ты хочешь сказать, тебя связали?
— Нас всех привязывали, чтобы мы не сбежали.
— Черт! — снова повторил Брет.
Изабель посмотрела на других мальчиков. Все обернулись к ней, выжидая, что она решит.
— Мы не едем в Утопию.
— Что вы собираетесь делать с ними? — спросил Мерсер.
— Не знаю. Но мы совершенно точно не поедем в Утопию. Хоук, помоги Шону посадить беднягу в фургон.
— Мы едем вперед, — настаивал Мерсер. — Этого хотело агентство, и мы выполним договор.
— Это не вам решать, — возразила Изабель. — Ваше дело обеспечить нашу безопасность, и ничего больше.
Мерсер направил винтовку на Хоука и Шона, которые собирались поднять парня в фургон.
— Положите его. Я скажу фермерам, где его найти, но это их дело позаботиться о нем.
Изабель не осознавала своих действий, она так кипела от гнева, что, не размышляя, подняла камень и швырнула его в Мерсера. Никто больше ее самой не удивился, когда камень попал тому в лоб. Никто не был так поражен, когда Мерсер без сознания свалился на землю. Слишком шокированная своим поступком, чтобы разумно мыслить, она повернулась к мальчику и спокойно спросила:
— Как тебя зовут?
Тот широко ухмыльнулся.
— Бак, мадам. Зовите меня просто Бак.
Глава 3
Чет резко остановил фургон перед хижиной Джейка.
— Помогите Баку лечь на кровать мистера Максвелла, — сказала Изабель Шону.
— Бьюсь об заклад, он не захочет, чтобы грязный сирота залил кровью его постель, — заявил Брет.
— Он может взять мой спальник, — предложил Шон, великодушный, как всегда.
— Я уверена, мистер Максвелл не будет против. Он сам предложил воспользоваться его кроватью, — Изабель вошла за ними в хижину. — Я посмотрю, удастся ли найти какие-нибудь лекарства.