Джейк
Шрифт:
— Где мы остановимся на ночь? — спросил Брет Нолан.
Солнце садилось за горизонт. Парусиновый верх фургона был спущен, так что они могли наслаждаться весенним ветерком и видом расстилающейся вокруг местности.
Изабель не нравилось то, что она видела. Местность совсем не походила на Саванну. Насколько она могла судить, это пустыня с холмами и каньонами, и воды ровно столько, чтобы могла существовать редкая растительность. Трудно представить, как фермерам удается жить здесь.
— Прямо впереди скотоводческое ранчо, — сказала Изабель. — Надеюсь, хозяин приютит
— Я, скорее, разбил бы лагерь с индейцами.
Брет был двенадцатилетним сыном аболициониста [1] из Бостона, который погиб, пытаясь помочь рабам. Брет ненавидел Техас и каждого техасца.
— Может быть, его работники уступят вам место в своем спальном бараке, — с надеждой сказала Изабель.
— Вряд ли у них есть спальный барак. Никто в Техасе понятия не имеет, как жить в доме.
Он все время старался задеть других мальчиков, но те чаще всего не обращали на него внимания. Брет же терпеть не мог, когда его игнорировали.
1
Аболиционист — сторонник уничтожения торговли рабами.
— Не знаю, кто хуже — индейцы, мексиканцы или техасцы.
— Довольно, — одернула Изабель.
— Что не так, мадам? — спросил Брет. — Вам не нравится правда?
— Даже если бы это было правдой, нехорошо так говорить.
— О, я забыл. Я не должен смеяться над низшими классами. Даже ирландцами.
Шон О'Райен ударил его кулаком.
Родители Шона умерли, когда ему исполнился год. Его послали жить к родственникам в Техас, но нигде малышу не были рады. Большую часть из его тринадцати лет Шона отфутболивали из одной семьи в другую, но он никому не позволял оскорблять ирландцев.
— Вы видели? — воскликнул Брет.
— Заткнись, или я заставлю тебя идти пешком, — пригрозил Мерсер Уильямс.
— Я не сделаю ни шага, — огрызнулся Брет. — И вам придется вернуться и взять меня.
Изабель прикусила губу, чтобы удержаться и в сотый раз не сказать Мерсеру, что его дело лишь обеспечить благополучное прибытие на место, что за сирот отвечает только она, так как эта поездка — ее идея. Мерсер настаивал, что он старший, и хотел приковать мальчиков к фургону, чтобы они не сбежали. Против воли, Изабель в конце концов согласилась забрать у ребят обувь. Если бы Брета заставили идти пешком, он до крови порезал бы ноги об острые камни и кактусы.
Фургон обогнул поросшую сушеницей и ивами излучину ручья, и глазам путников предстало ранчо «Броукен Секл». Оно состояло из убогой хижины, низкого строения, которое, по-видимому, служило спальным бараком, и двух коралей. Надежды Изабель на возможность провести ночь в кровати исчезли.
Она говорила себе, что не вправе ждать подобной роскоши, но первые шестнадцать лет жизни провела в привилегированном обществе Саванны. Никакие трудности последующих семи лет не смогли вычеркнуть из памяти воспитание или желание некоторой роскоши, быстро ставшее отдаленным и язвительным
— Держу пари, там грязный пол, — заявил Брет.
— Это неважно, если он находится в грязной дыре, — возразил Пит Джерниган. — Кровати там прибиты к стене.
Девятилетний Пит был слишком мал, чтобы понимать, почему на Брета лучше не обращать внимания.
— Ты не будешь спать в кровати, — ухмыльнулся Нолан. — Никто не уступит свою кровать такому ничтожеству, как ты.
— Отстань от него, — приятное веснушчатое лицо Шона стало таким же красным, как и волосы. Его ирландский темперамент всегда готов был вырваться наружу.
— Непременно. Я никогда не любил играть с червями.
На этот раз Брету удалось увернуться от кулака Шона.
— Не похоже, чтобы в доме кто-то был, — подал голос Чет Аттмор с места возницы. — Хотите, я посмотрю?
Четырнадцатилетний Чет был самым надежным и физически развитым из сирот. Изабель не представляла, что бы делала без него и Люка, его тринадцатилетнего брата. Чет, казалось, инстинктивно находил лучшую дорогу. Люк оказался гением по части лошадей и снаряжения.
— Ни один не выйдет из фургона, пока я не разрешу, — сурово произнес Уильямс.
— Я поговорю с хозяином, — примирительно сказала Изабель.
Она не любила встречаться с незнакомыми людьми. С окончанием войны и началом Реконструкции у большинства техасцев испортился характер. Один взгляд на хорошо сшитое платье и украшенную цветами и лентами шляпу — и они сразу оценят ее как спесивую светскую даму.
Девушка выбралась из фургона. Кругом царила тишина, нарушаемая только звяканьем упряжи при взмахе лошадиного хвоста. Земля вокруг хижины, барака и коралей была безжизненной и голой. Нигде не виднелось ни колодца, ни насоса, ни цветов, ни огорода, ни признаков дойной коровы или цыплят. На окнах не висели занавески, двор не подметен. Ни веревки для белья, ни умывальника или кучи картошки. На террасе, разделяющей дом на две половины, не было даже стула.
Жилье выглядело заброшенным.
На мгновение Изабель испугалась, что обитателей ранчо уничтожили индейцы. Во время войны их набеги участились, до сих пор правительство Реконструкторов ничего не сделало, чтобы их остановить. Взбодрившись при виде четких следов сапог и лошадиных подков, она поднялась на крыльцо и постучала в дверь правой половины хижины. Ответа не было. Внутри не слышалось никакого движения. То же повторилось у другой двери.
— Посмотрите в бараке, — предложил Пит.
— Если хозяина нет, сомневаюсь, что вы найдете его работников в постели, — сказал Мерсер.
Барак также оказался пуст. Изабель не знала, что делать. Ей сказали, что от ранчо до тех фермеров, которые согласились взять мальчиков, нет больше никакого жилья. Кроме того, было слишком поздно продолжать путешествие.
Изабель устала от езды в фургоне. Ее мутило от жары, пыли и постоянной тряски. Напряжение пути действовало на нервы. В первые дни она еще пыталась наладить нормальные отношения между мальчиками, но успеха не имела. Они были слишком циничны, злы, недоверчивы.