Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007
Шрифт:
7. Скандал
Насколько я понял от Уркхарта, в конце войны между Бондом и начальством Секретной службы случилось нечто вроде скандала. Когда я спросил об этом Бонда напрямую, он тряхнул головой.
— Скандал? Упаси боже. Ничего не было.
— Но вы ведь оставили Секретную службу.
— Оставил. Так же, как и многое другое. Война закончилась. С меня было достаточно.
— Достаточно чего?
— Давайте не будем об этом. Мне просто надоело, и всё.
Говоря последние слова, Бонд сжал свои челюсти, и лицо его слегка побледнело. Было видно, что вспоминая тот период, он нервничает, и выглядело это пугающе. Задышав глубже, он постарался успокоиться и мягко добавил:
— Будем так говорить, мне захотелось чего-то нового.
Он резко встал со своего места, пожелал мне удачного дня и зашагал в отель. Я увидел его только через два дня, в течение которых пробовал поговорить об этом периоде его жизни с сэром Уильямом Стивенсоном, но и тот был уклончив.
— Он повздорил с М., — сказал мне Стивенсон. — Того как раз назначили главой Сикрет сервис. Просчёт М. был в том, что он не сразу оценил Бонда по достоинству, хотя и Бонд вёл себя как глупый мальчишка. В общем, спросите его об этом сами.
Понимая всю щекотливость проблемы, я решил лишний раз не ворошить её, но Бонд сам вернулся к этой теме. Когда два дня спустя я увидел его сидящим в баре в одиночестве, он первым позвал меня. Он был довольно приветлив, даже не намекнул на наше недавнее осложнение и стал рассказывать мне о послевоенном периоде.
Как я понял из того, что он мне сказал, он не знал, чем заняться в Англии в мирное время. Официально он всё ещё был прикреплён к Добровольческому резерву Королевских военно-морских сил. Взяв двухнедельный отпуск, он решил наведаться к тётушке Чармиан. «Я думал, что это будет единственным местом, где я буду в ладу с собой», — сказал он. Всё, однако, обстояло гораздо сложнее. Тётя поведала ему, что его брат Генри женился и в настоящее время работал в казначействе. «Самое место для него», — ответил Бонд. «И ещё эта, как её. твоя бывшая невеста.» «Муриэль?» «Да, Муриэль. Она сейчас в Кентербери* IIгород на юго-востоке Англии/I. Живёт там со своим мужем. У неё двое детей, и она интересовалась, как у тебя идут дела». «Другие новости?» — спросил Бонд. «Умер твой дедушка, и дядя Грегор унаследовал дом в Гленко, который должен был унаследовать твой отец. Дядя много пьёт и постоянно ведёт разговоры о том, чтобы его продать». Было видно, что тётя чрезвычайно огорчена этим фактом, но к своему удивлению Бонд обнаружил, что его это совершенно не интересует. Не заботило его и прошлое. В запертом ящике своей комнаты он нашёл всё ещё хранившиеся там письма от Марты де Брандт и от других некогда любимых им женщин. Большую часть из них он сжёг. «Бентли» его по-прежнему стояла в гараже. Шины её были сдуты, кузов поржавел. Закрыв двери гаража, Бонд подумал, что будущее его будет где угодно, только не здесь. «Я возвращаюсь на Службу», — сказал он тёте Чармиан. «Решать тебе»,
— ответила она.
Однако перевод Бонда на действительную секретную службу оказался делом непростым. Фактически это был перевод военнослужащего на гражданскую должность. Бонд подал своё заявление в начале февраля 1946го. Спустя несколько дней его вызвали в офис на шестом этаже штаб-квартиры в Риджентс-парке. Недавно назначенный на пост главы Секретной службы сэр Майлз Мэссерви, бывший адмирал и секретарь Объединённого комитета начальников штабов, встретил его недружелюбно. Он не поприветствовал Бонда, даже не предложил ему сесть.
Вместо этого Бонд наткнулся на холодный взгляд стальных глаз, суровое обветренное лицо, коротко остриженные волосы и туго завязанный галстук. И ещё эта трубка. как-то не очень понравилась она Бонду. То, как новый начальник смотрел на него, напомнило ему взгляд директора колледжа, отчитывающего его за приключение со сводной сестрой Бринтона.
— Коммандер Бонд, — сказал, наконец, М. Голос его был чётким и сухим.
— Я изучил ваше личное дело. — Он постучал по лежащей на столе довольно толстой папке, содержание которой было бы интересным и Бонду. — Интересная карьера, уникальный опыт.
Бонду не понравилось, как он произнёс слово «уникальный».
— Мы ещё не знаем, сможете ли вы оказаться нам полезным, — продолжил М. — Времена меняются довольно быстро, сами понимаете. То, что было на войне,
Бонд не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны, идея поработать с американцами могла оказаться привлекательной. Но с другой — так обычно поступают с сотрудниками, которых считают лишними, спихивая их куда подальше.
Он обсудил всё это с молодым начальником штаба, недавно назначенным М. — полковником сапёрной службы.
— Американцы ждут — не дождутся, когда вы к ним присоединитесь, — сказал ему тот. — Смотрите, не переборщите там с бурбоном и молодыми секретаршами.
Вскоре Бонд вылетел в Нью-Йорк в качестве сотрудника британского посольства. Воспоминания об убийстве японца в Рокфеллеровском центре всё ещё преследовали его. Ему было всего двадцать пять, но чувствовал он себя гораздо старше. Десять лет он находился в состоянии войны, предотвращая заговоры и уничтожая врагов, сейчас же всё это осталось позади, и он был сыт всем этим по горло. Теперь предстояло просто пожить.
В рассказе «Только для ваших глаз» Флеминг упоминал, что лучшее, по мнению Бонда, в Америке — это бурундуки и тушёное мясо устриц. Бурундуков в Нью-Йорке Бонду увидеть не удалось, а вот тушёное мясо устриц он попробовал. Это произошло в устричном баре на Центральном вокзале Нью-Йорка. После французского рыбного супа, отведанного им с Мартой де Брандт в предвоенные годы, устрицы показались ему столь же изысканным блюдом. Также в Нью-Йорке он попробовал много других вещей. После нескольких лет, проведённых в воюющем Лондоне, этот город поражал его своим изобилием. Он купил себе здесь зажигалку «Зиппо» за двадцать пять центов, и бритву «Хоффритц», которой пользуется до сих пор. Ещё зубные щётки, носки и набор клюшек для гольфа — от «А» до «Ц». И ещё он открыл здесь для себя паром «Статен-Айленд Ферри» стоимостью в пять центов за проезд.
Он остановился в пятизвёздочном отеле «Станхоп» напротив музея «Метрополитен» — по рекомендации Стивенсона. Также по рекомендации Стивенсона он обедал в самых дорогих ресторанах.
Через несколько дней он вылетел в Вашингтон. В посольстве его встретили как почётного гостя, но он тут же обнаружил, что это было совершенно излишним. Меньше всего ему хотелось ужинать с послом или обсуждать сплетни на дневных приёмах. Да и сам Вашингтон ему не понравился. Слишком много в нём было мрамора и памятников. Начальник Канцелярии предложил ему прогулку вокруг Белого Дома, на что Бонд вежливо ответил, что охотнее посмотрел бы на вашингтонскую газовую фабрику* — на том их разговор и закончился. IIфабрика по переработке угля в светильный газ, погашена в середине 50-ых, ныне на этом месте расположен паркII Единственная вещь, которая пришлась Бонду по душе — это была его квартира. Ему предоставили служебную квартиру на первом этаже кирпичного дома на Н-стрит в Джорджтауне. Район ему также понравился: там жили в основном богачи, жёны которых всё норовили лечь с ним в постель, чтобы реализовать свои мазохистские желания. Им пришёлся по душе этот грубый и высокомерный англичанин, и Бонду ничего не оставалось, как дать им то, чего они желали.
Однако не стоило забывать и о работе. Ален Даллес и Уильям Донован (он же «Дикий Билл») в этот период как раз занимались реорганизацией своей службы в Центральное Разведывательное Управление. Знания и опыт Бонда в этом деле могли оказаться полезными. У него установились хорошие отношения с Донованом, а Ален Даллес позже стал ему даже чем-то вроде личного друга, но к остальным сотрудникам их службы Бонд относился с некоторой долей пренебрежения. Возможно, это было ошибкой, поскольку ему ответили той же монетой, сформировав к нему стойкую неприязнь (именно это и заставило уже Флеминга посетить Вашингтон несколько месяцев спустя и помочь Доновану в составлении устава ЦРУ).