Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007
Шрифт:
Бонд встревожился, когда увидел этого Анри рядом с министром в одном из ресторанов в Каннах. Учитывая биографию типа, Бонду непременно нужно было вмешаться, но как? Поговорить с министром? Но он тут же представил себе гневное лицо оппонента и последующую жалобу на имя М. Нет, не пойдёт. Поговорить с Анри? Но это ещё хуже, да и слишком уж топорно. Тогда он связался с Ренаром — своим давним знакомым, и вскоре на вилле, где отдыхал министр и (со вчерашнего вечера) Анри, раздался телефонный звонок. Звонивший сообщил, что хочет поговорить с месье Анри, но дворецкий ответил ему, что тот в настоящее время спит и велел его не беспокоить. Тогда звонивший назвал имя, в ответ на которое дворецкий тут же разбудил вышеназванного постояльца. Через двадцать минут у виллы остановился роллс-ройс (организованный Ренаром), который увёз юношу в Париж — на кинопробу.
Остальная часть его задания прошла без особых происшествий. Позже детектив сказал ему, что министр слегка оторопел от того, что его друг уехал столь внезапно, так и не попрощавшись.
— Но как тебе это удалось? — спросил детектив Бонда. — Ты его запугал?
— Нет. Я лишь задел его тщеславие, а это действует сильнее.
Тиффани тем временем коротала одиночество в его лондонской квартире, конфликтуя с Мэй. Как-то она вспомнила его выражение о том, что семейная жизнь не складывает жизни, а вычитает их друг из друга. Поначалу она не очень понимала его, теперь же оно становилось для неё всё более и более очевидным.
Благодаря Бонду она попала в Англию без паспорта, и на таможне ей сообщили, что она сможет получить его позже в американском посольстве. Почему бы не сделать этого сейчас, пока любимого нет дома? Взяв такси, она отправилась на площадь Гросвенор. Вошла в здание посольства и тут же попала в свой родной мир — пахнущий американской жидкостью для полоскания рта, кондиционированным воздухом и фильтрованным кофе. Здесь говорили с американским акцентом, на столах лежали номера «Нью-Йорк Геральд Трибьюн», а флажки пестрели звёздами и полосами. Почувствовав себя как дома, Тиффани затосковала по Нью-Йорку. «Вам вон в ту дверь», — сказал ей симпатичный майор — служащий посольства. Оказалось, что он был родом из Калифорнии, и они тут же обменялись несколькими фразами о Сан-Франциско. Внезапно Тиффани обнаружила, что ей хочется говорить и говорить с ним о своей родине. Через пять минут майор уже приглашал её на ужин. Она отказала, но само приглашение было ей приятным. Выходя из посольства, она чувствовала себя гораздо счастливее, чем в последние несколько недель.
Пользуясь своим служебным положением, майору посольства не составило большого труда навести справки о хорошенькой мисс Кейс. Более того, он узнал и номер её телефона и, хотя в этом не было необходимости, позвонил ей и сказал, что она должна прийти в посольство в двенадцать часов следующего дня. Тиффани пришла, и он предложил ей уже пообедать. На этот раз она приняла приглашение, и они пообедали.
Примерно на этом этапе развития их отношений Бонд вернулся из Франции. Он сразу же обнаружил перемену: Тиффани стала какой-то более счастливой и одновременно более отдалённой от него. Более страстной в постели, и вместе с тем более критичной. Короче, являла собой все признаки женщины, имеющей роман на стороне. Но Бонд, которому никогда раньше не наставляли рогов, поначалу не понял этого, и не знал, что думать. Что было не так? — спрашивал он себя. Может быть, он оказывает ей слишком мало внимания? Тогда он купил ей новые духи, новое нижнее бельё, и они совершили путешествие во Францию. Однако было уже поздно. Несмотря на богатый любовный опыт, приобретённый им в отношениях с другими женщинами, ему так и не удалось разгадать тайны женского сердца, и сейчас он ощущал себя потерпевшим поражение. В довершение ко всему, он стал ещё и ревнивым. Это совершенно новое для него чувство поглотило его целиком, и он начал вести себя как неопытный юноша. Он пытался успокоить себя — в конце концов, есть и другие девушки, и не сошёлся свет клином на одной только Тиффани. Всё равно это не помогало.
Тогда он попробовал поговорить с ней на эту тему и даже угрожал ей. А в один из вечеров, будучи пьяным, ещё и ударил. На следующее утро он раскаивался в содеянном и просил у неё прощения, но Тиффани была непреклонна. Когда он вернулся вечером с работы, её в доме уже не было. «Она ушла», — сказала ему Мэй. Бонд подошёл к столу и обнаружил на нём записку:
«Дорогой Джеймс, мы провели с тобой незабываемые минуты, и я всегда буду благодарна тебе за них. Но я поняла, что тебе не нужна жена, а мне нужен муж. Раньше
Тиффани».
Бонд с трудом взял себя в руки. До сих пор всегда он оставлял женщин, и никогда — они его, и поэтому сейчас он чувствовал себя преданным. Его самолюбие было задето. Только теперь он понимал, насколько сильно любил Тиффани. Однако у него ещё оставалась надежда, что всё можно исправить, и они смогут пожениться. Он навёл справки об отеле, в котором она остановилась, и написал ей письмо. Письмо вернулось обратно нераспечатанным. Он не мог в это поверить. Никогда прежде ни одна женщина так с ним не поступала. Он узнал номер её телефона и позвонил ей. Она совершенно спокойно ответила ему, что завтра уезжает в Штаты. Он попросил у неё возможности увидеть её ещё хотя бы раз. Она согласилась. Он шёл на эту встречу, убеждённый в том, что ему удастся вернуть её. Однако увидев её в компании симпатичного американца, он понял, что всё было кончено. Она смотрела на своего нового избранника взглядом, который прежде Бонд никогда в ней не замечал, и который тут же вылечил его. Это был взгляд женщины, которая имеет своего мужчину — мужчину, который принадлежит ей целиком и полностью. А ведь ещё несколько часов назад Бонд собирался стрелять в него. теперь же он обрадовался возможности купить ему выпить. Всё прошло цивилизованно. Они поговорили о Нью-Йорке и о Сан-Франциско. Бонд пообещал навестить молодожёнов, когда в следующий раз побывает в Штатах. Пожелав им удачи, он поцеловал на прощание Тиффани и сказал ей «до свидания». Вернувшись в Челси, он хотел купить для неё розы и передать их через посыльного, но никак не мог найти цветочный магазин. Хотя, возможно, это было и к лучшему.
13. Унылая жизнь
Ханичайл шульц торжествовала, слушая эту историю. а я только теперь понял, насколько непросты были отношения Бонда со слабым полом. Все эти его однодневные встречи, мимолётные знакомства, отношения с замужними женщинами — всё было направлено на то, чтобы доказать им своё мужское превосходство, в реальности же он был человеком легко уязвимым и ранимым. Об этом упоминал Флеминг, и об этом, конечно же, должен был догадаться и я.
После нашего возвращения на берег я хотел поговорить с Бондом по поводу задания, которое Флеминг описал в одном из своих самых сильных романов о нём — в романе «Из России с любовью». У моего оппонента, однако, были другие планы. Следующим утром после завтрака, когда я сидел на террасе и пробегал глазами свежий номер «Нью-Йорк Таймс», он появился, одетый в тёмно-синюю рубашку и свежевыстиранные белые брюки.
— Сегодня я должен встретиться с госпожой Шульц, — сказал он. — А вас хотел бы попросить ответить за меня на один телефонный звонок — мне позвонят из Лондона. Из «Юниверсал Экспорт», если быть точнее. Звонить должен М. Я пытался связаться с ним всю неделю.
— И что я ему отвечу?
— Что мы уже почти закончили, и я жду с ним встречи. Скажите ему.
Голос Бонда был прерван автомобильным гудком. Из подъехавшего «Роллса» высунулась Хани и помахала ему рукой.
— Скажите ему, что я хотел бы знать, что происходит.
М. так и не позвонил, а Бонд вернулся в отель поздно вечером. В сопровождении Ханичайл, которая выглядела весьма довольной. Оказалось, что они рыбачили в открытом море. И поймали рыбу-меч длиною в восемь футов* //почти два с половиной метра//.
— Никогда не знал, что вы любите рыбачить, — сказал я Бонду.
— А я и не люблю, — ответил он. — М. не звонил?
— Нет.
— Странно. Интересно, что сказал бы Ян, если б его заставили рыбачить после ухода на пенсию.
— А кто говорит об уходе на пенсию?
— Я. Меня уже достаточно долго здесь маринуют, решая, возвращать на службу или нет. Спасибо вон — госпоже Шульц — помогает мне коротать время.
— То есть вы рыбачили с ней со скуки?
— Скука? Возможно. Но сейчас мне не более скучно, чем было бы в Лондоне в ожидании принятия аналогичного решения моего начальства, и уж тем более не так скучно, как это было после отъезда Тиффани в 1955 году. Вот тогда это действительно была смертельная скука.