Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ
Шрифт:
Он взял мою руку в свои и долго не отпускал.
– Ах, Джим, как это хорошо! Как хорошо! Мы уже думали, что потеряли тебя. – Казалось, он тоже не в силах говорить.
– А я знал, что вы вернетесь, – сказал Луи.
– А теперь, – услышал я голос капитана Рида, – я полагаю, у вас имеется какой-то план? Я так понимаю, что вы именно поэтому носите маску?
Я говорю, что услышал голос капитана, но он звучал смутно и как бы издалека, потому что я смотрел на Грейс. Она слегка загорела на солнце – не очень сильно; лицо ее стало чуть более смуглым, веснушки выступили немного ярче, их стало больше. Я
– Ах-х-х! Отчего это произошло с вами?
Она глядела мне прямо в глаза, ее взгляд зачаровывал меня, и я знал, что готов пройти сквозь десять тысяч таких же мук, готов на то, чтобы на моем лице было в десять раз больше трещин и шрамов, лишь бы она смотрела на меня таким взглядом.
– А капитан Рид учит меня владеть саблей, – сказал Луи.
– Нам это может понадобиться, – заметил капитан. – Как знать, что теперь может случиться?
Он отвел нас в капитанскую каюту. Она была достаточно просторна, чтобы в ней можно было свободно двигаться. Наш кот Кристмас благородно сошел с кресла, чтобы уступить кому-то из нас место, и Баллантайн стал рассказывать Риду о том, кто находится на борту брига.
– Вы сказали – Сильвер? – спросил капитан Рид.
Мы все говорили шепотом, будто боясь, что нас услышат; но эти опасения были не столь уж невероятными – звук далеко разносится по воде.
– Джон Сильвер. Он вас знает, сэр, – проговорил я.
Капитан почти улыбался.
– Ну-ну! Кто может знать, как пересекутся пути? Провидение играет с нами странные шутки.
Я огляделся: все вокруг казалось таким спокойным, что эта сцена могла бы происходить в Бристоле.
– Сэр, вы содержите корабль в совершенно замечательном состоянии, – воскликнул я. Впрочем, на самом деле я был не так уж удивлен.
– Можно было бы возразить, мистер Хокинс (как завлекательно снова слышать свое собственное имя!), что у нас мало было, чем еще заняться, кроме этого.
– Выходили ли вы на ост… – начал я.
– Ни в коем разе, я этого не допустил бы. Мы оставались на борту. Ждем корабль-спасатель и все прочее.
– Надеюсь, корабль-спасатель вам не понадобится, сэр.
Но я никак не мог сосредоточиться. Сердце мое было переполнено чувствами; я не мог перестать смотреть на Грейс. Как же я скучал о ней! Она много раз дарила мне ответный взгляд – ясный и благожелательный, а Луи не отпускал мою руку, будто я был самой значительной в его жизни персоной.
Каковы бы ни были обстоятельства, можно ли счесть слово «счастлив» слишком неподходящим в такой момент?
Доктор Баллантайн решил, что ему следует остаться на «Испаньоле». Мое же присутствие среди дорогих мне людей должно было быть кратким. Найдя подходящий момент, чтобы остаться с капитаном наедине, я коротко посвятил его в наши планы, но попросил разрешения покинуть судно, сказав, что доктор Баллантайн расскажет ему все подробно. Все, что мне требовалось в тот момент, – это чтобы капитан сообщил мне, считает ли он какую-либо часть плана настолько неприемлемой, что нам придется от него отказаться. Он высоко поднял брови, пораженный нашим бесстрашием и тем, что он назвал нашим «оптимизмом», однако сам он, казалось, был воодушевлен и даже доволен.
– Итак, вы наняли
– Да, конечно, – ответил я, не желая участвовать в исследовании этических вопросов под руководством капитана Рида.
– Очень хорошо, – проговорил капитан Рид. – Могу сказать, что это плавание оказалось вовсе не таким, как я ожидал. Но я – с вами, и мы добьемся успеха.
– Ну, как все они тут жили – сами они, я хочу спросить? – осмелился я задать вопрос.
Он посмотрел на меня все понимающим взглядом.
– Дама была расстроена. Мальчик постепенно взрослеет, и сделан он из хорошего материала. А сам я пристрастился задавать мистеру Хэтту множество вопросов о законах и праве.
Без слов, лишь махнув всем рукой на прощание, я вышел на палубу и направился к веревочной лестнице. По желтому вечернему небу тянулись черные полосы; на шлюпке меня заметили, подошли и помогли мне в нее спуститься. И тут со мной произошла неприятность: спускаясь по лестнице, я слишком резко наклонил голову – посмотреть, куда ступаю, шляпа моя соскользнула, и ветер унес завесу, закрывавшую мое лицо. Матросы в шлюпке поморщились, увидев мою подживающую кожу.
Меня же тревожило другое, и эта тревога потоком заливала мою душу. Когда я вернусь, горбун может меня увидеть и узнать. И по мере того как мы приближались к бригу, эта тревога возрастала, вызывая чуть ли не панику. Уголком глаза я мог видеть зловещую фигуру Распена на полуюте и понимал, что он наблюдает за нами.
Мы поднялись на борт. Взбираясь по лестнице, я наклонил голову, низко надвинув на лоб шляпу, и, даже когда ко мне подошел тощий секретарь, тоже следивший за нашим прибытием, не поднял лица.
– Сэр Томас желает немедленно побеседовать с вами, – сказал секретарь.
У себя за спиной я услышал тяжелые шаги и еще более тяжелое дыхание Распена, который шел в нашу сторону затем – как я предположил, – чтобы получше меня рассмотреть. Но секретарь поспешно увел меня с палубы вниз.
Молтби сидел, развалясь, на диване и ждал. Мысли мои по-прежнему были заняты проблемой, как мне получше скрыть лицо от горбуна. Проблему решил сам Молтби, сказав:
– Черт побери, дружище, теперь я понимаю, почему вы прикрываете лицо! Где же ваша… – и он показал жестом, что имеет в виду.
– Мне очень жаль, сэр, но я ее потерял.
Он сорвал с подлокотника лежавший там шелковый платок.
– Возьмите это, Миллз. Ваше лицо плохо на меня действует.
Я понял, что ему неприятно на меня смотреть. Доктор Баллантайн правильно судил о Молтби: этот человек отгонял от себя все, что так или иначе говорило о нездоровье.
Я доложил ему об «Испаньоле», представив состояние дел на судне как можно более неопределенно, чтобы у Молтби не появилось желания посетить корабль. Доктор Баллантайн полагает, сказал я, что сумеет очистить атмосферу «Испаньолы» настолько, чтобы ее можно было безопасно отвести обратно в Англию, но это займет несколько дней: он должен быть уверен, что судно свободно от чумной заразы. Когда я перечислил тех, кто был на судне (естественно, не упомянув Грейс, Луи и дядюшку Амброуза), он прищурил глаза: