Джим Моррисон после смерти
Шрифт:
– Ну давай, сцапай его, идиотина.
Разумеется, Король Ящеров не мог слышать Сэмпл, так что она обратилась к Иисусу:
– Можешь что-нибудь сделать, чтобы он их увидел?
Иисус нажал пару кнопок на пульте и покачал головой:
– Похоже, они ему неинтересны.
Сэмпл опять разъярилась:
– Тогда сделай так, чтобы они стали ему интересны.
Иисус вяло потыкал в кнопки, но без результата.
– Нет. Ничего не получится.
– Вот, блядь, никчёмное существо. – Сэмпл не стала уточнять, кого конкретно она имела в виду: Большого Зелёного, или Иисуса, или обоих сразу.
– Погоди-ка минутку. – Мистер Томас кивнул на экран, где теперь был крупный план Анубиса. Бог-царь
Сэмпл уже не могла сдерживать возбуждения.
– Нет, вы посмотрите, что удумал. На Годзиро – с какими-то автоматами. Нет, он точно придурок.
Джиму следовало догадаться, что следующим на очереди будет кладбище. Боль в расщеплённом на молекулы теле, опиумный притон, замёрзшее сердце ада – так почему бы ещё и не кладбище? Джим уже ничему не удивлялся. В следующий раз он мог оказаться зародышем внутри материнской утробы – ни капельки бы не удивился. В видениях, которые разворачивал перед ним Доктор Укол, не было никакой системы. Джим не верил, что «добрый Доктора подыскивает для него подходящий мир, вроде как маленький персональный ад. Или рай – как посмотреть. Может быть, его просто затягивало в некий глубокий „завёрнутый“ мир, посмертный вариант приходов от жёстких наркотиков. Но это тоже – всего лишь догадка. Кладбище было изысканно католическим, с белыми мраморными ангелами, что закрывают руками глаза в своей белой мраморной скорби и плачут белыми мраморными слезами. Семейные мавзолеи с колоннадами и галереями напоминали барочные соборы, а монументальные надгробные камни сделали бы честь и знаменитому графу из Трансильвании. Унылые плакучие ивы и зловеще скрюченные сосны нависали над каменными крестами, так тесно лепящимися друг к другу, что проходы между могилами были похожи на узенькие переулки какого-то тёмного миниатюрного города в синей подсветке блуждающих огоньков, что заманивают одиноких путников на погибель. В небе светили звёзды – россыпь немигающих белых точек.
– А это правда имеет значение?
– Похоже, что там ребёнок.
– Карлик, которого укусил ядовитый паук.
– А нас они видят?
– Тебя – да. Отчасти.
– Как – отчасти?
– Они думают, что ты – привратник у входа в Подземный мир. Если ты тут задержишься, тебе поднесут традиционное возлияние. Сразу предупреждаю, штука убойная. Пара порций – и сносит так, что потом долго и себя не придёшь.
– Почему у меня вдруг возникло нехорошее подозрение, что это самое погребальное возлияние – из тех опасных хреновин, которые быстро становятся вредной привычкой?
Доктор Укол улыбнулся кривой улыбкой, насколько это вообще возможно для голого черепа.
– Видимо, ты хорошо меня знаешь.
– Я начинаю вспоминать.
Джим заметил, что возглавлявшая процессию женщина несла в руках золотой потир. Искушение попробовать это самое «возлияние» было, честно сказать, велико.
– Но я не привратник у входа в Подземный мир.
Доктор Укол стряхнул с рукава мелкую бриллиантовую крошку, как будто отряхивал пыль. Откуда она у него, интересно? Звёздная пыль с огромного неба, которое тоже всего лишь символ?
– Но ты можешь им стать, если хочешь. Я думаю, эта штука тебе понравится. Попробуй.
– Что-то не хочется.
– Становиться привратником или попробовать возлияние?
– Ни того, ни другого.
Женщина с золотым потиром направилась прямо к Джиму. Доктор Укол посмотрел на него острым, пронзительным взглядом:
– Ты точно не хочешь попробовать?
Джим покачал головой:
– Не хочу. Даже ради карлика, которого укусил ядовитый паук.
– Я думал, что ты никогда не откажешься. В смысле – попробовать новый возбуждающий препарат.
Джим опять покачал головой:
– Я и так на взводе.
– Что, боишься?
– Пытаешься взять меня на «слабо»? Чтобы я всё-таки это выпил? Ничего у тебя не получится.
– Ты меня уже не боишься, да?
– Кстати, насчёт того, что ты подбираешь мне подходящий мир… это ты так сказал, просто? А если по правде, то всё это бред собачий?
Глаза Укола на миг вспыхнули красным и опять почернели.
– Я первым спросил.
– Боюсь я тебя или нет?
– Ну да.
– Нет. Теперь, кажется, не боюсь.
– Но, когда убегал от меня, боялся?
– Боялся.
– С этим надо что-то делать.
Доктор Укол поднял руку в белой перчатке, щёлкнул пальцами, и Джим не успел даже моргнуть, как очутился в тесной, ярко освещённой камере, с обитыми войлоком стенами.
По команде Анубиса солдаты открыли огонь, и Сэмпл подумала, что надо отдать им должное: они же наверняка понимали, что вся эта затея – форменное самоубийство, но при этом держались героически, даже можно сказать, героически стильно. Они встали в два ряда. Второй ряд стрелял стоя, первый – опустившись на одно колено. Даже нубийцы с их бутафорскими церемониальными копьями внесли свой посильный вклад в дело защиты бога-царя: они носились по крыше короткими перебежками и с разбегу метали копья в гигантского ящера. Копья даже не долетали до цели, а пули не причиняли Годзиро никакого видимого вреда. Зато они привлекли его внимание к людям на крыше. Сэмпл покачала головой:
– Надо же быть таким самонадеянным идиотом. Это я про Анубиса.
У Годзиро был такой вид, будто он тоже не верил, что такое нахальство вообще возможно. Первая автоматная очередь попала ему в правый бок, когда он тихо-мирно дремал, переваривая свой деликатесный уран. Король Ящеров открыл глаза, моргнул пару раз и повернул свою гигантскую голову. Второй залп попал прямо в морду – сорванные пулями чешуйки посыпались ему на плечи, словно перхоть размером с большую обеденную тарелку. Если сначала Годзиро проявил лишь поверхностный интерес, то теперь он взбесился уже не на шутку. И даже как будто слегка опешил от такой вопиющей наглости. Он передёрнул плечами и резко поднялся на ноги.
– ГГГРРРРРРРРРОООООААААРРРРРВВВ!
И снова Сэмпл подумала про себя, что отчаянная храбрость солдат Анубиса достойна всяческого уважения. Даже перед Годзиро – во всём его монументальном великолепии и бешеной ярости – они не побросали оружия и не бросились наутёк. Они стояли, плотно сомкнув ряды, и продолжали стрелять – что явно бесило Большого Зелёного. Как человек, который в приступе гнева сметает с полки фарфоровые безделушки, Король Ящеров взмахнул рукой и буквально одним движением сбросил с крыши солдат Анубиса. А тем временем на заднем плане никем не замеченный – даже Сэмпл – хранитель снов потихоньку исчез. Исчез в прямом смысле слова. Испарился. Растаял в воздухе, оставив после себя только серый плащ, опавший на каменную кладку крыши. Не в силах противиться искушению покрыть себя славой героя, кто-то из нубийцев метнул в Годзиро копьё. Последнее копьё, последний бросок – отчаяния. И он попал в цель – прямиком в левый глаз Годзиро. Годзиро даже не поморщился: сморгнул копьё, как соринку, и протянул руку к незадачливому храбрецу. Он почти бережно взял его двумя пальцами, указательным и большим, поднял с крыши, поднёс к глазам, повертел и невозмутимо сжал пальцы, раздавив несчастного, как клопа.