Джим Моррисон после смерти
Шрифт:
– С Иисусом?
– Он не настоящий Иисус Христос.
– А то ты не знала. Я тебе сразу сказала.
– Но ты не сказала, кто он на самом деле.
– В каком смысле – на самом деле?
– У нас начали пропадать женщины.
– То есть как – пропадать?
– Сперва – три танцовщицы с мыса. Ну и ладно, невелика потеря. Но когда начали пропадать монахини…
Послушать Эйми, так можно подумать, что Иисус пробыл у неё несколько дней, но Сэмпл не стала заострять на этом внимания. Она уже привыкла, что время в их с сестрой владениях течёт по-разному. Но в конечном
– Ну и в чём проблема? Штат монахинь и танцовщиц несколько сократился. Их что, нельзя заменить?
– Дело не в этом.
– А в чём тогда?
– Мне кажется, тут замешан этот твой лже-Иисус.
– Во-первых, он никакой не мой. А во-вторых, мне показалось, что вы с ним сразу же спелись.
Эйми как-то смутилась, и Сэмпл даже подумала, что «спелись» – это ещё мягко сказано.
– Да, мы с ним замечательно ладим, но я же не могу быть с ним рядом постоянно. И я понятия не имею, чем он там занимается, когда один.
– Ты считаешь, что он рыщет по всей округе и активно способствует исчезновению твоих женщин?
– Это монахини так считают и обвиняют во всём меня.
Пока сестры вели беседу, мистер Томас начал бочком пробираться к выходу. Сэмпл заметила это краем глаза и резко проговорила:
– А ты куда, интересно, собрался?
Козёл, как мог, изобразил святую невинность:
– Я, это… хотел пойти с Игорем пообщаться. А то у вас тут дела семейные…
– Стой, где стоишь. Даже копытом не двигай, а то я напущу на тебя своих стражей.
Теперь мистер Томас изобразил искреннее огорчение:
– Я-то вам тут зачем?
– Ты прожил с ним столько времени… правильно?
– Да, но…
– Но – что?
– Я в том смысле, что это ж Загробный мир. Здесь все уже мёртвые, просто по определению. Так что какая, хрен, разница, даже если он и серийный…
У Эйми и Сэмпл отпали челюсти.
– Он серийный убийца?!
Козёл бросился защищаться;
– Ну да. Но они всё равно уже мёртвые, правильно? Так что они уже не умирают, то есть по-настоящему. Либо они возвращаются в Спираль, если это реальные люди, – либо это твои творения, и ты всегда можешь сделать себе ещё. По сравнению с тем, что творится в других местах, это вообще невинные детские игры.
Эйми не верила своим ушам. Сэмпл поразилась такой наивности, но тут же вспомнила, что сестра вела замкнутое, уединённое существование, отгородившись от внешнего мира и мало интересуясь, что происходит за пределами её Небес.
– Дело не в этом. Монахиням все это очень не нравится, и если я не смогу ничего предпринять, они просто взбунтуются.
Сэмпл с любопытством взглянула на мистера Томаса:
– И давно ты узнал о его… извращённых пристрастиях?
Мистер Томас понурил голову:
– Наверное, я всегда это подозревал. По его случайно обронённым фразам, по тому порно, которому он отдавал предпочтение. Но после случая с девочками от Толстого Ари… в общем, тогда я всё понял.
– То есть они не погибли при переходе?
Мистер Томас покачал головой, пряча глаза. Должно быть, ему было стыдно:
– Ну… в общем, нет.
– Чего же ты меня раньше не предупредил?! Когда уже знал, что мы все сюда собираемся?!
Козёл малость приободрился. Видимо, решил, что ему всё же удастся выкрутиться.
– Я был не в том положении, чтобы его закладывать. К тому же мы были там в ловушке. И нам надо было скорей выбираться из мозга Большого Зелёного.
– Я думала, ты мой друг.
– Я и есть твой друг. Мне просто и в голову не пришло… Я как-то не думал, что у вас есть проблемы с серийными… ну, маньяками.
Тут Эйми взорвалась:
– Почему ты не говоришь это слово – «убийца»? Он ведь убийца? Убийца?!
Сэмпл крепко задумалась, не обращая внимания на вопли Эйми. Выходит, Иисус – психопат-извращенец. Причём самая неприятная разновидность. И если действительно «всё едино и равнозначно», тогда ей не стоит вмешиваться. Пусть Эйми сама разбирается, как сумеет. Если смотреть в долговременной ницшеанской перспективе, если это её не убьёт, то сделает её сильнее. Однако, к несчастью, так не бывает. В смысле, чтобы всё было едино и равнозначно. Кровь есть кровь, родство есть родство, и Сэмпл просто не может бросить сестру в беде – одну против толпы оголтелых монахинь, замышляющих бунт, и психопата-маньяка Иисуса. Тем более ещё неизвестно, что будет с одной из сестёр, если другую отправят в Большую Двойную Спираль.
– То есть нам надо как-то его нейтрализовать?
Эйми кивнула:
– Да.
Сэмпл тяжко вздохнула. Похоже, избитое выражение: «Нечистым и грешным покоя нет», – было всё-таки верным, несмотря на свою избитость.
– Сейчас я только переоденусь, и пойдём. Может, мне взять с собой своих стражей?
Эйми нахмурилась:
– А не слишком ли это крутые меры?
Мистер Томас решил, что уже можно рискнуть и высказать дельную мысль:
– А у монашек есть доступ к оружию?
Эйми посмотрела на него как на законченного придурка:
– Зачем монашкам оружие?
– Ну, монашки, они такие… с ними ни в чём нельзя быть уверенным.
Эйми покачала головой:
– Вооружённые монахини? Это же бред.
Мистер Томас кивнул:
– Я рад, что это не мои проблемы.
Сэмпл сердито обернулась к нему:
– Кто сказал, что не твои?
– Ну, я же не виноват, что этот Иисус такой идиот.
– Может, и не виноват. Но ты все равно идёшь с нами.
Мистер Томас вздохнул:
– Я? Ты собираешься снова меня затащить на эти нелепые доморощенные Небеса? Меня?!
– Да, дорогой мой, тебя.
Джим отпил ещё глоток. На этот раз ничего не произошло. То есть вообще ничего. Он повернулся к Доктору Уколу:
– У тебя что-то с психикой не в порядке? Тебе нравится надо мной издеваться? Или это вы, боги, так развлекаетесь – трахаете людям мозги?
– Ещё скажи, что поэтому мы считаем себя выше вас.
– Была у меня и такая мысль.
– Поверь, друг мой, нам даже не надо ничего делать, чтобы почувствовать своё превосходство над вами. Вы сами все делаете за нас. Люди, они и вправду значительно превосходят всех и вся в плане аберрантной саморазрушительной глупости.