Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014
Шрифт:
Пока у нас в армии всего шесть тысяч «зеленых беретов», но это только начало. Даже эти пижоны из морской пехоты и парашютисты-десантники не могут тягаться с нами. Наша задача – лупить партизан и самим партизанить, проводить диверсии, вести специальную стратегическую разведку. Мы снабжены самым современным оружием: самозарядная винтовка М-14, пулемет М-60, гранатомет М-79, транспортные вертолеты «чинук» и «ирокез». Скоро мы получим в подарок такое оружие, какое вы и в комиксах не видели – новые противотанковые ракетные гранаты, бронированную разведывательно-штурмовую
Обещаю вам, ребята, что вы за всю жизнь не пролили столько пота, сколько прольете здесь, в Форт-Брагге. На вас не останется и унции жира, одни только мускулы, крепкие, как сталь. Я отучу вас пачкать пеленки, отмою вам мозги от грязи, что прилипла к вам в «гражданке». Словом, Форт-Брагг станет местом вашего второго рождения. Но помните: легче негру попасть в ку-клукс-клан, чем солдату стать «зеленым беретом»!
Пройдя полный курс подготовки, вы должны быть готовы в любой момент вылететь к черту в пекло: во Вьетнам, Лаос, Таиланд, Эквадор или Эль-Сальвадор, на Кубу или в Венгрию! Не исключено, что нам придется подавлять расовые беспорядки, спровоцированные коммунистами, в нашей собственной стране. – Полковник вытер платком вспотевшее, багровое лицо и скомандовал: – В казарму!
Когда в длинном коридоре казармы Битюк скомандовал: «Раздеться догола!» – Берди растерялся.
– Я пропал, – шепнул он Джину
– Почему?
– Мне нельзя раздеваться, у меня набрюшник.
– Ты хранишь в нем деньги, Берди? – попытался пошутить Джин.
– Это против пуповой грыжи, – грустно отмахнулся тот.
– У тебя грыжа?
– Пока нет. Но этот набрюшник мне пошила мама.
– В таком случае спрячь его.
Берди разделся, спрятал набрюшник в карман пиджака и стал в строй.
Голым он был очень смешон, этот нескладный Берди. Сутулая спина с резко обозначившимися лопатками, худые руки, сухие ноги, тело в пятнах и каких-то фиолетовых точечках – видимо, следы бывшего фурункулеза.
Он выглядел нахохлившимся, кособоким, неуклюжим.
– Ты, конечно, рожден для войны, – глядя на него, съязвил Мэт.
– А ты для стриптиза? – вступился за Берди Бастер.
Огромный Бастер, со скошенными, сильно развитыми боковиками, дышал угрожающей мощью. На его гигантской груди, среди замысловатых наколок явно отличалась простотой и изяществом одна: уличный фонарь, под фонарем – скамейка, над скамейкой надпись: «Жду крошку ровно в семь».
– Не слышу ответа, Мэт, – сказал Бастер.
– Не люблю трепаться голым, – отмахнулся Мэт.
– Я подожду, пока ты снова оденешься, – сказал Бастер.
…Все, что произошло в течение двух последних суток, до того навалилось на Джина, что он даже как-то сник, двигался, подчиняясь ходу новой жизни, как во сне.
Только уколы самолюбию выводили его из этого странного состояния. Тогда он ощетинивался, готовый постоять за себя.
Жизнь словно переломилась пополам.
Где-то там, на том берегу, остался
А здесь все, что начиналось, было сковано новыми, еще не осознанными законами жизни.
И люди были совсем другие, с другими инстинктами, реакциями.
Даже слов на вооружении у каждого, так показалось Джину, стало значительно меньше. Зато вечно вертелось на языке, бесконечно повторяясь: «Да, сэр. Нет, сэр».
Джина сразу же отвратил от себя красномордый Чак. И поразил жестокостью беспощадный «драминг-аут».
Вот только смешной, неуклюжий Берди да неутомимый Бастер отогревали его своим присутствием…
…Вслед за Бастером Джин подошел к первому окну, назвал свой номер и получил брезентовый рюкзак с замком. В других окнах он получил брюки, куртку, «джамп-бутсы» на толстой каучуковой подошве, белье, судки, столовый прибор и, наконец, в последнем окне – медальон.
На его рюкзаке несмываемой краской написали:
«Джин Грин 1-44».
Чак торопил с построением.
– Ты русский? – спросил он у Джина, ожидая пока все будут готовы к построению.
– Разве похож?
– Просто у меня нюх на своих.
– «На своих»? – Джин смерил его взглядом.
– Сэр. Нужно в разговоре со мной всегда добавлять «сэр». Понял?.. Ты где родился?
– В Париже, сэр! Третьего февраля 1934 года, сэр. В пятницу, сэр. В день преподобного Максима-исповедника, мученика Неофита, мучеников Валериана, Кандида, Акилы и Евгения и Ватопедской божьей матери, сэр!
– Остряк из «яйцеголовых», да? – усмехнулся Чак. – Я из тебя сделаю мученика Неофита! Ты у меня запоешь «Лазаря»! Стано-о-овись! – неожиданно скомандовал Чак.
Строй вывели на плац. Все, кроме Берди, выглядели молодцами. Только на нем топорщились брюки (он все же поддел набрюшник), рукава куртки – им выдали легкую тренировочную форму – «фетигз» – были ему велики.
– Бегом! – с ходу скомандовал Чак.
И они побежали.
От плаца до полигона было примерно четыре мили. Обливаясь потом, они бежали по выжженной, голой, пустынной земле, поднимая тучи пыли, но ни разу не прозвучала команда «стой».
От безветрия пыль висела в воздухе. Она забивалась в глаза, в уши. В горле першило – временами Джину хотелось повернуться и крикнуть: «Куда мы бежим, зачем?» Но он сдерживал себя и продолжал бежать.
Вначале Джин не торопился. Он пропустил вперед японца Кэна и венгра Тибора, затем его обошли Бастер и Джордж.
Джин считал, что вот-вот за спиной послышится свисток мастера-сержанта, прибывшего на плац к построению, и бессмысленный бег прекратится.
Но свистка все не было, а пыль, взбитая бутсами впереди бегущих, не рассеивалась.
С каждым шагом все трудней и трудней становилось дышать.
Джин попробовал нажать, но те, кто ушел вперед, понимали, что они потеряют, отстав, и продолжали тянуться из последних сил, обливаясь потом, оставляя за собой стену как бы застывшей пыли.