Джинкс
Шрифт:
– Почему ты не можешь снять заклятие с Ривена? – поинтересовался Джинкс. – Симон говорит, что ведьмам это дается легче, чем чародеям.
– Правда? А ты по-прежнему веришь всему, что говорит Симон, милый?
– Скажи, добрая Дама, злой чародей Симон и вправду может снять с меня заклятие? – спросил Ривен.
– Он не злой, – возразил Джинкс.
– Да что ты говоришь? – Дама Гламмер хлебнула супа, причмокнула губами, а затем сказала Ривену: – Думаю, не может. Симон – волшебник не очень могущественный.
Произнося эти слова, она
– А тут нужен очень могущественный чародей. Возможно, Костоправ, – продолжала Дама Гламмер.
Ривена это заинтересовало.
– А вот Костоправ как раз злой! – заявил Джинкс.
– Это Симон так говорит? – ласково осведомилась Дама Гламмер.
– Я видел Костоправа! Он… у него ножи в мыслях, – сказал Джинкс.
– Ну, так или иначе, – сказала ведьма, – он из тех, кто способен снять с нашего мальчика скверное заклятие. Если на это вообще кто-либо способен.
Джинкс взглянул на Эльфвину, надеясь на ее помощь. Однако Эльфвина не отводила глаз от своей тарелки.
– Костоправ убьет его! – сказал Джинкс.
– О, это вряд ли, – ответила Дама Гламмер. – Нашему мальчику он вредить не станет. Нет, думаю, не станет.
Она усмехнулась:
– А навредит, так не сильнее, чем Симон тебе.
Говорить на эту тему при других Джинксу не хотелось, однако…
– Я хочу знать, как это поправить.
– Что поправить, бурундучок?
– Заклятие. То, что… – тут он вспомнил слова Софии. – Чары магии смертной силы, которые наложил на меня Симон.
– Ну, магия смертной силы – это специальность Костоправа, бурундучок. А вовсе не нашего милого волшебника Симона.
– Тогда что же он со мной сделал? – напористо спросил Джинкс. – Ты сказала, что во мне скрыта великая магия Урвальда! А теперь я лишился ее – после того, как он заклял меня с помощью этих дрянных злых корней.
– О да! Великая магия Урвальда, – в глазах Дамы Гламмер вновь появился опасный блеск. – Магия, рожденная страхом. Без страха в Урвальде не выживешь. И потому ты научился приглядываться ко всему, не правда ли? Даже к тому, что творится у людей в головах. Ты знаешь, как следует обходить неприятности на цыпочках, когда нужно прятаться, а когда бежать.
– В этом же нет никакого смысла, – сказала, подняв взгляд от супа, Эльфвина.
– Я ничего не боюсь, – заявил Джинкс.
– Да неужели, бурундучок? – и старуха ткнула в него ложкой. – В Урвальде не боятся одни дураки. А тебе двенадцать лет, и ты все еще жив.
Она легонько стукнула его ложкой по носу:
– Выходит, ты не дурак.
– Ну, я еще могу делать… кое-что, – сказал Джинкс, вытирая рукавом обрызганный супом нос.
– И что же, бурундучок?
– Например, слушать деревья и вообще, – сказал Джинкс. – Разве это не великая магия Урвальда? Почему я ее-то не потерял?
– Да потому, что половина твоего существа укрыта под землей, ведь так, бурундучок? Думаю, когда кто-то наводит чары на часть чисто человеческую, корни твои их просто не замечают.
– У человека нет корней, – заявила Эльфвина.
– Корни есть у всех, – ответила Дама Гламмер.
– Я же не дерево, – возразил Джинкс. Он был совершенно уверен: ничего нечеловеческого в нем нет. Листьев, к примеру.
– Ты и сам не знаешь, сколько в тебе «подземного», бурундучок.
– Но как же тогда получилось, что я по-прежнему могу творить обычную магическую магию? Заклинания, например?
– А ты можешь? – усмехнулась Дама Гламмер. – Покажи-ка.
Джинкс попытался поднять ее ложку над супом. Сделать это оказалось намного труднее, чем с черпаком из Крыжовенной прогалины. Ложка вяло подергалась и осталась в супе.
– Надеюсь, ты не рассчитываешь на то, что такая магия позволит тебе уцелеть в Урвальде, бурундучок, – снова усмехнулась Дама Гламмер. – Так вот, если Симон применил магию смертной силы, тебе, как я понимаю, следует попросить помощи у ее знатока.
– Ты же сказала, что такой магией Симон не пользовался, – удивилась Эльфвина.
– Нет, она сказала не так, – возразил ей Джинкс, давно привыкший к двусмысленным речам волшебников. – Значит, по-твоему, мне следует попросить помощи у Костоправа, так?
– К Костоправу тебе лучше и близко не подходить, – предостерегла его Дама Гламмер. – Разве Симон не говорил тебе этого?
– Да, – согласился Джинкс. – Говорил.
– Хотя, сдается мне, Костоправ мог бы порассказать тебе кое-что о Симоне.
Уже поздно ночью, после того как Джинкс с Ривеном поднялись на чердак и легли спать, Джинкс, проснувшись, услышал голоса Эльф– вины и Дамы Гламмер, все еще беседовавших за кухонным столом.
– Как это тебе удалось разжиться столь скверным заклятием, птаха? – пророкотала Дама Гламмер. – Уж не во время ли крестин? Злая фея?
– Да, – сказала Эльфвина. – Тринадцатая фея.
– Какая все-таки дура твоя мамаша!
– Прошу тебя, бабушка, не называй маму дурой.
– Думаешь, мне нравится называть ее дурой? Она, как-никак, моя дочь. И все-таки, она же училась на ведьму, должна бы кое-что понимать, а тут – крестины! Феи! Тьфу!
– Как по-твоему, чародей может снять его с меня – ну, как с Ривена?
Джинкс придвинулся поближе к чердачному люку, чтобы видеть Даму Гламмер. Тусклый свет догоравших в очаге поленьев погружал морщины на ее лице в глубокие тени, сообщая старухе вид еще более зловещий, чем прежде.
– Да зачем же его снимать-то?
– Оно ужасно!
– О, ты просто не научилась правильно пользоваться им, доро– гуша. Нет, я думаю, к Костоправу тебе лучше не соваться. – Ведьма мельком глянула в сторону чердачного люка. – Чародеев лучше оставить мальчишкам. А девочки пусть водятся с ведьмами.